Альфа и Омега. Книга 2

— Ты будешь мне звонить, сестренка? — почти жалобно спросил омега, когда мы наконец расцепились.

— Конечно, буду, — подтвердила я, привычным жестом взъерошив его светлые локоны и оставив по паре крепких поцелуев на его гладких мальчишеских щеках. — Ты всегда в моем сердце, а я в твоем, так?

Он расстроенно кивнул, сейчас менее всего похожий на взрослого, каким иногда пытался притворяться, и я даже пожалела, что у меня в кармане не завалялось какого-нибудь леденца или тянучки, чтобы всучить ему на прощание. Понятия не имею, откуда у меня вообще взялся этот порыв, но почему-то мне казалось, что это сделало бы наше расставание менее горьким.

— Есть у тебя эта раздражающая привычка, — отметил Йон, когда я в третий или четвертый раз обернулась, чтобы помахать стоявшему на тротуаре у Дома Медвежонку рукой.

— Какая? — немного смутилась я, отчего-то решив, что речь пойдет о моей излишней сентиментальности.

— Привязывать к себе окружающих. Тебя очень просто полюбить, Хана Росс, а потом и вовсе — подсесть на тебя, как на шоколад или крабовые чипсы, — проговорил он, качнув головой и легонько сжав мою руку, которую привычно держал в своей. — И вот наступает такой момент в жизни, когда вдруг осознаешь, что без тебя все становится каким-то… не таким. Более сложным, серым и скверным. И пресным, если уж проводить аналогии с едой.

— Ты меня смущаешь, — пробормотала я, как всегда краснея и отводя взгляд. — Не такая уж я и хорошая, ты преувеличиваешь.

— А я что, сказал, что ты хорошая? — тут же парировал Йон. — И в мыслях не было. Я просто сказал, что ты умеешь нравиться другим и создавать иллюзию того, что без тебя им становится хуже.

— Значит только лишь иллюзию? — уцепилась за его слова я, почти не всерьез размышляя, стоит ли на такое обижаться.

— Все могут прожить без всех, — уверенно кивнул он, а потом, уже тише, добавил куда-то в сторону: — Как будто я собираюсь делиться своим шоколадом со всеми подряд. Пусть свой себе ищут.

Мои губы, почти помимо моей воли, растянулись в широкую довольную улыбку, и я, потянувшись к нему, на кошачий манер потерлась головой о его плечо.

— Если я шоколад, то ты — мята, — проурчала я. — И вместе мы создаем самое странное, неповторимое и незабываемое сочетание, разве не так?

Он не ответил, но мне и не нужны были слова, чтобы читать все по его лицу и глазам. Моя грусть от расставания с Медвежонком утихла, и я снова смотрела в будущее с оптимизмом и нетерпеливым любопытством, которое с детства закипало во мне в предчувствии новых путешествий.

Лето всегда было временем дорог. Просыпаясь в первый день самых длинных каникул, я точно знала, что не проведу в четырех стенах больше времени, чем будет жизненно необходимо. Мы с моим братом, тогда еще не обремененные тяжестью грядущего расставания, уходили из дома сразу после завтрака, прихватив с собой поистаскавшиеся за год школьные рюкзаки, теперь хранившие в себе не учебники и тетради, а свертки с бутербродами, вареные яйца, безбожно крошащееся печенье и бутылку с водой. Наш дом находился почти на самой окраине нашего небольшого городка, с одной стороны, словно подступающим морем, окаченный темно-зеленой волной хвойного леса. Его опушка была нам хорошо знакома, изучена вдоль и поперек, наполнена не видимыми стороннему глазу тропами, сигнальными деревьями и тайниками, где мы хранили наши сокровища — огромную кедровую шишку, радужное перо от невиданной птицы, засушенный букетик диких цветов, россыпь стеклянных бусин и подвесок от старой бабушкиной люстры, вкладыши из-под жвачки, круглые картонные фишки с изображениями чудо-монстриков из мультфильма, карманные календарики с котятами, маленькие игрушки из шоколадных яиц, продававшихся в киоске на пути в школу, старые фотографии молодых родителей и много чего еще, что в те годы казалось чем-то невероятно ценным, уникальным и требующим самой тщательной сортировки и хранения.

У нас даже был свой собственный штаб, который мы обустроили под двумя накренившимися соснами. Углубив и утрамбовав землю между ними при помощи лопат, мы натянули поверх высохших стволов кусок брезента и закрепили его с одной стороны с помощью колышков и веревки. Внутри было не так много места, но двое детей легко могли там поместиться вместе со своими рюкзаками. Особенно здорово было сидеть в штабе во время дождя, слушать, как тяжелые капли барабанят по брезенту над нашими головами, и говорить взахлеб обо всем на свете. Помню, брату всегда нравилось воображать, каким крутым альфой он будет, когда вырастет. Он собирался стать археологом, как персонаж его любимой серии фильмов, и разыскивать старые гробницы с опасными ловушками и несметными сокровищами. Хвастался, что станет безумно богатым и знаменитым и что выберет себе в жены самую красивую омегу в мире. Я ему поддакивала, с удовольствием додумывая детали его захватывающего будущего, на которые не хватало его собственного воображения.