Он с хриплым воем выворачивал душу наизнанку, спасая свой мир и свою семью. Заголосил Рыжий, перепуганный его видом, отпрыгнул. Влад потянулся было к нему, пытаясь убедить, что мальчишке не грозит ничего, но тот отступил еще дальше, глядя бешено, страшно, как перепуганный зверек.
Прижало к земле, изогнуло. Все тело горело, словно кожа лопалась, слезала, как чешуя. Так далеко Влад еще не заходил, боялся потеряться, не вернуться, а если и отваживался ступать дальше нужного, то всегда полагался на тех, кто поможет, вытянет: на серебряную путеводную нить, ставшую его судьбой. А теперь Ян был далеко, но зато Бездна его убаюкивала, отодвигала боль. Привычное жжение, которое появлялось, когда у него резались клыки и когти, раскинулось на все тело.
Заскулив, Влад почувствовал, как выворачивает челюсть, как с хрустом позвонки перестраиваются. Внутри, перекручивая органы, поселилось нечто жуткое, голодное, пожирающее его, исчерпывающее. Мрак был рядом, и это помогало не сойти с ума, но он уже перешагнул.
***
Народ бежал, вверху рокотали «вертушки». Кто-то предлагал закрыть небо, но, видно, их уговорам не вняли — поспешно увозили демонов, хотя площадок для посадки не хватало. Уносились дальше от города и катера, в которых обычно катали туристов с разинутыми ртами; теперь в них набивались толпы самого разного народа. Вещей брать не позволяли, раздавали амулеты — правда, они не были бесконечны.
Ближе к Дворцовой стоял кордон из солдат; машины поперек улицы, ребят из росгвардии подтянули — хмурые фигуры с автоматами наперевес. Яна узнали по утратившему лоск парадному гвардейскому мундиру и немедленно расступились, но тут же сомкнули ряды, стоило кому-то из гражданских ринуться следом. Свои нашлись сразу же, на подходах к площади, Яна они встречали радостным криком, взлетевшим в суровое ночное небо; гвардейцы салютовали ему от виска.
У него в груди стягивало, терзало. С Владом что-то случилось — не рана, не битва. Его отсекло, впервые между ними встало нечто сильнее контракта — а такого существовать не должно было. Словно помутнение рассудка.
Изнанка не победила, но исказила Влада кривым зеркалом.
— Он вас сожрет, капитан, там такое, такое… — перепугано голосили солдаты из Роты, заслоняя ему путь, осторожно придерживая, потому что понимали: Ян сейчас ничего не соображает.
— Я его сам сожру, пустите немедленно! — орал он, захлебываясь, хватаясь за револьвер и непонятно кому грозя. — Прочь! Неподчинение приказу! Да я вас!.. Всех! Под трибунал! Р-разойтись!
Ян забился в объятиях что-то бормочущего Волка, который обхватил его и оттащил, как невесомого ребенка. Силы Всадника хватило бы, чтобы разодрать этого амбала в клочки голыми руками, но неожиданно для себя Ян сломался, затих, обмякнув. Что-то, похожее на рыдание, рвалось из груди.
Громовый рык встряхнул весь город. Грохотали Высшие заклинания, словно там рвались гранаты. Контракт не звенел, как обычно, а молчал, и это было страшно, Ян понял наконец те пафосные слова про отсеченную половину. Его стало слишком мало.
***
Он отключился, мысли стали куда отрывистее, проще. А стоять на четырех мощных лапах показалось куда приятнее — и как он раньше жил хрупким неловким человеком?.. В горле клокотало рычание, мокрый язык вываливался из широкой клыкастой пасти. Они с Мархосиасом продолжали виться кругами, а Рыжий спасал его, прикрывал магией, кое-как — по бокам все равно прилетало. Шерстью пахло. Запоздало Влад сообразил, что это — от него.
Но было облегчение, теперь он не отвлекался на сомнения. Свою грань Влад перешел — и потому мог не думать о человечности и не бояться стать монстром, он был им. И это оказалось удивительно приятно.
Кое-чему научившийся Рыжий штопором закрутил магию, и она грянулась прямо Мархосиасу на голову, что он вынужден был бросить затянутое заклинание и защищаться. Кольцо до сих пор было у него на руке, он управлял теми демонами в Столице. В другое время Влад бы целился в правую руку, но сейчас…
Сейчас он побежал прямо на врага — терять нечего, страха нет, его охватил азарт охоты, хищничье чувство. Прикрытый Рыжим, его трясучей магией, пахнущей забытым Раем, Влад кинулся, лязгнул пастью и впился в руку. Обжегся магией, но не отстал, куснул, вгрызся, рванул назад, отплевываясь чужой кровью. По рогам вдарило боевым заклинанием. Прижимая к себе залитую черным руку, Мархосиас заорал. Маги не любили боли. Когда дерешься колдовством, когда оно сталкивается вдали, где-то между ними, совсем не предполагаешь, как вспыхивают настоящие раны.
В спину Мархосиаса толкнула магия Рыжего, и он вяло отмахнулся левой рукой. Одной не поколдуешь — плетение даже не получилось начать. Это его добило или кровь, обильно льющаяся, горячая, тянущая оголодавшего Влада ближе, но Мархосиас рухнул без сознания.
— Влад! Капитан! — сипло выкрикнул мальчишка. Он него кисло несло страхом. — Влад, пожалуйста, все закончилось, он наш, он… Вернитесь. Прошу.