Алиенист

Воспоминания о том периоде нашей работы могут сейчас показаться злобными или циничными, но это лишь потому, что в конце второй недели июня на меня вдруг снизошло: единственная группа городских изгоев, не имевшая обществ с частными фондами и благородными названиями или организаций, посвятивших бы себя заботе об этой группе и реформированию тех, кто в нее входил, была той самой группой, что больше всего нуждалась в защите из-за того, что ей грозила такая жуткая опасность. Я говорю о детях-проститутках. Как только это мне стало ясно, я не мог не вспомнить Джейка Рииса, человека, боготворимого в нью-йоркских филантропических кругах, и его слепого отказа признавать факты убийства Джорджио Санторелли и сообщать о нем. Намеренную близорукость Рииса разделяли все чиновники, с которыми я беседовал, и всякая новая встреча с ними вызывала у меня новый приступ раздражения. Когда в понедельник ближе к вечеру я ввалился в штаб-квартиру, меня настолько тошнило от этих бессмысленных лицемеров, составлявших благотворительное сообщество Нью-Йорка, что я изрыгнул долгий поток желчных проклятий. Я был уверен, что в доме № 808 по Бродвею нет ни души, а потому вздрогнул от неожиданности, когда в ответ до меня донесся голос Сары:

— Очаровательно и очень колоритно, Джон. Хотя должна сказать, это неплохо описывает и мое настроение. — Сара курила сигарету и поочередно смотрела на карту Манхэттена и грифельную доску. — Мы на ложном пути, — с отвращением заключила она, швырнув окурок в открытое окно.

Я со стоном рухнул на диван.

— Ты же хотела стать детективом, — сказал я. — Ты должна знать, что это может продолжаться много месяцев, пока не возникнет какой-то просвет.

— У нас нет месяцев, — возразила Сара. — У нас осталось время до воскресенья. — Она не переставала смотреть на карту и доску и качать головой. — И такое чувство у меня совсем не от рутины. — Она склонила набок голову, пытаясь ухватить ту мысль, что явно проскользнула у нее в мозгу. — А тебе не приходило в голову, что ни одна из этих организаций почти ничего не знает о тех людях, которым якобы старается помочь? — Я приподнялся на локте:

— Ты о чем?

— Я пока не очень уверена, — ответила Сара. — Просто они, похоже… не в курсе. Не совпадают.

— Не совпадают с чем?

— С ним. С Бичемом. Посмотри, что он делает. Втирается в доверие к этим мальчикам и убеждает их ему поверить. А ведь это достаточно подозрительные и циничные дети, не забывай.

Я сразу вспомнил Джозефа.

— Внешне — да. Но в глубине души они мечтают о настоящей дружбе.

— Допустим, — сказал Сара. — И Бичем искусно играет на этих струнах. Как будто он точно знает, чего им нужно. А у людей из благотворительных организаций такого свойства нет и в помине. Им все равно. Мы явно пошли не по тому пути…

— Сара, не отрывайся от реальности. — Я поднялся и подошел к ней. — Какая еще организация, которая ходит по домам и имеет дело с большим количеством людей, будет тратить время на выяснение чего-то об этих лю…

И тут я замер. Просто окаменел. А говоря попросту — в своей отупелой горячке я вдруг вспомнил, что за учреждение действительно тратит время на то, чтобы выяснить такие детали о людях. Учреждение, мимо которого я проходил на минувшей неделе каждый день, даже не подумав о его причастности. И чьи сотни сотрудников хорошо известны тем, что перемещаются из дома в дом по крышам.

— Будь. Я. Проклят, — вырвалось у меня.

— Что? — встревоженно спросила Сара, почувствовав, что я наткнулся на нечто важное. — Ну, говори же!

Глаза мои метнулись к правой стороне доски, а точнее — к именам БЕНДЖАМИН И СОФИЯ ЦВЕЙГ.

— Ну разумеется… — прошептал я, — 1892-й — это перебор, но он, должно быть встретился с ними в девяностом. Или вернулся позже, уточнить детали. Они тогда едва не провалили все предприятие.

— Джон, черт бы тебя побрал, о чем ты говоришь? — Я схватил ее за руку:

— Который час?

— Около шести. А что?

— Кто-нибудь еще может быть там — бежим!

Без лишних слов я потащил Сару к дверям. Она неистово протестовала и требовала объяснений всю дорогу, но я отказывался отвечать, пока мы спускались в лифте, а затем неслись по Бродвею до 8-й улицы. Резко взяв влево, я подвел Сару к № 135. Потянув за ручку двери в вестибюль, который вел к лестнице на второй и третий этажи, я с облегчением выдохнул — открыто. И только здесь повернулся к Саре; она с улыбкой не сводила глаз с латунной таблички, привинченной к стене прямо у входа:

БЮРО ПЕРЕПИСИ НАСЕЛЕНИЯ

СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ

ЧАРЛЬЗ Г. МЮРРЕЙ. УПРАВЛЯЮЩИЙ

Глава 39

И мы вступили в мир папок. Оба этажа, занятых Бюро переписи, были уставлены картотечными шкафами, достигавшими потолка и скрывавшими окна. В каждом из четырех залов каждого этажа вдоль стен были проложены рельсы, по которым перемещались лестницы, а в центре каждого помещения располагалось по столу. С потолка свисали яркие электрические лампы под простыми металлическими конусами, и свет их заливал некрашеный деревянный пол. Место бесчувственное, лишенное каких-либо признаков личности — достойный дом для голой, нечеловеческой статистики.