Алимчик

Фифа схватила сумочку и стала там поспешно рыться, но не находила телефон, а мать, припав к груди Сергея Петровича, выла, словно тот уже был покойником.

– Хватит выть, – прикрикнул я на мать. – Он еще живой! Вспомни, ты же медик, помоги ему!

Фифа со злостью перевернула сумочку, и в груде бесполезных вещей, выпавших оттуда, нашла смартфон и стала елозить по экрану дрожащими пальцами:

– Скорая, скорая, скорее приезжайте, человек умирает!

Я подсказал адрес, услышал, как оператор повторил его и сообщил, что скорая будет через несколько минут. Фифа еще позвонила в полицию. Я живо представил себе, что будет, когда сюда приедут полициянты. Они не будут разбираться и обязательно заметут меня под горячую руку, схватил куртку и хотел сбежать из квартиры, но меня перехватила фифа.

– Почему не приходишь ко мне? – ее палец требовательно уставился мне в лицо.

Я удивился, никаких обещаний не давал, но фифа не отставала, грудью загородив выход из квартиры, и, чтобы быстрее отделаться от неё, пообещал в ближайшие дни позвонить и договориться о встрече, а потом бегом по лестнице бросился на выход. Лифтом я не стал пользоваться, побоялся встречи с полициянтами.

Я вернулся домой поздно вечером. В квартире густо пахло табачным дымом, валерьянкой и коньяком. Мать была на кухне. На столе – открытая бутылка коньяка, рюмка, рассыпанные зеленые горошины таблеток валерианы и пепельница, полная окурков. На мои слова: «ма, я вернулся», она не прореагировала. Я высыпал окурки в мусорное ведро и хотел убрать коньяк. Это был дагестанского коньяк «Кизляр», который не выкупил один из клиентов. Я взялся за бутылку, но тут мать очнулась и жестко сказала: «сядь». Я сел напротив неё. У неё был расфокусированный взгляд и осунувшееся лицо, словно она заглянула за горизонт, и будущее ей не понравилось. Мать налила еще себе коньяка, залпом выпила и с горечью заключила: «вот так сынок, едва у нас дома что-то серьезное происходит, как ты бежишь, как крыса с тонущего корабля. Ты не защитил меня от этой стервы, не помог вынести Сергея Петровича. Я, надрывая пупок, вместе с фельдшером тащила носилки. Он такой тяжелый! Ты знаешь, что у Сергея Петровича обширный инфаркт?» Мать залилась слезами.

– Ты как твой папашка, бесчувственная кавказская чурка. Надеюсь, что он давно сдох. Ты кроме себя ничего не видишь и живешь только для себя. Боже, сколько я сил приложила, чтобы тебя вырастить. Я не вышла замуж, чтобы выучить тебя, но ты не захотел учиться. Вспомни, как попыталась устроить тебя в медучилище, чтобы стал фельдшером, но ты отказался. Зато стал ворюгой, и мне стыдно, когда спрашивают о тебе, а я что-то лепечу в ответ и сама не верю тому, что говорю. Вот смотри – Сергей Петрович – уважаемый человек, занимал высокую должность и сейчас такие большие деньги получает! Что дальше будет? Если я помру, все пойдет прахом, тебя выкинут из квартиры и будешь побираться, как бомж Юрка у супермаркета. За что мне такое наказание?

Мать еще горше расплакалась, крупные слезы потекли из глаз, и она уронила голову на стол. Её плечи вздрагивали. Мне стало жалко мать, хотел обнять за плечи, но она вскрикнула: «не прикасайся ко мне, гаденыш! Ты чуть Сергея Петровича не угробил. Врачи сказали, это чудо, если он сумеет выкарабкаться. Оказывается, у него это второй инфаркт, его приемная крыса до первого инфаркта довела. Третьего инфаркта он не перенесет. Я думала, наконец-то нашла человека, с которым смогу дожить, а ты разболтал этой мерзкой шлюхе, что он живет у меня.

Вот так всегда. Едва в нашей семье происходит что-то плохое, в этом обвиняют меня. Я тяжело вздохнул и не стал спорить с матерью, все споры остались позади, когда однажды мать закатила грандиозный скандал по уже забытому поводу, и я, разозлившись, напрямую спросил у неё: «зачем меня родила и пилит ежедневно, уж лучше бы сделала аборт, и не знала забот о ребенке?». Мать сначала побледнела, потом покраснела и совершенно неожиданно стала бросать в меня посуду (мы были на кухне). Я схватил куртку и выскочил из квартиры. Я не был дома неделю, ночевал по подвалам и у бомжей в тепловых коллекторах. Отощав, я вернулся домой. Мать целый месяц не разговаривала со мной. Больше к этой теме мы не возвращались, но после этого случая мать перестала меня пилить и читать нотации. Теперь все возвращалось на круги своя.

– Ма, не начинай. Я эту девицу видел всего второй раз в жизни и не знал, что она как-то связана с Сергеем Петровичем, – здесь немного кривил душой, поскольку эта фифа с самого начала спрашивала о мамином друге, но я прикинулся, что не знаю его и ничего не сказал.

Мать расстроено махнула рукой: