— Понятно, — смеется Рок, — тонкие метафоры поэтам доступны. Если вдруг надо будет еще поломать голову, я всегда к вашим услугам, мои мускулистые друзья. Кстати, из всего этого следует, что первая наша задача — восстановить единство, пока к воротам не явились гости.
— Черт! — бормочу я, заглянув через парапет башни.
— Наложил в штаны с перепугу? — усмехается Кассий.
— Похоже, игра началась, — говорю я, показывая на юг.
Вдали, на опушке леса за лугом, Виксус тащит за волосы девушку. У братства Марса появились первые рабы. Как ни странно, вместо отвращения я ощущаю укол зависти. Пленных захватили не мы, а люди Титуса — лишнее очко в его пользу.
23
Раскол
Не прожив и пяти дней под одной крышей, мы успели расколоться на четыре фракции. Величественная Антония, семья которой владеет солидным поясом астероидов, собрала вокруг себя чуть ли не всех середнячков: снобов-интеллектуалов, интриганов и бесхарактерных слюнтяев.
С Титусом почти все лучшие: сильные, ловкие, безжалостные, отчаянные храбрецы, хотя мозгами и честолюбием тоже не обделены, — то, что и требуется братству Марса. Здесь и пианистка-виртуоз Кассандра, и хриплый Поллукс, и злобный головорез Виксус, который, похоже, испытывает болезненное наслаждение от одной мысли о металле, проникающем в плоть.
Будь мы с Кассием искуснее в дипломатии, могли бы перетянуть их к себе. Черт побери, да в первый день хватило бы и простого приказа, но преимущество мы быстро растеряли, дав Титусу время запугать людей, а Антонии — запутать и заговорить.
— Чертова Антония, — ворчу я.
Мы с Кассием пробираемся по горным тропам на восток в поисках новых тайников с припасами. Я в хорошей форме и за минуту легко преодолеваю километр.
— Да, от Антонии только и жди подножки, — соглашается Кассий. — Я бы и сам мог принять ее за демократку, если бы наши семьи не общались регулярно. На самом деле в ней больше от древних цезарей или этих… как там их — президентов? Короче, тирания в одеждах необходимости.
— Дерьмо в гадючьем соусе, — плююсь я.
Кассий хохочет:
— Сильно сказано!
— Набрался от алых в Йорктоне, — спешу объяснить я. Послушал бы он дядьку Нэрола.
— От алых? — фыркает он. — У меня одна из нянек была алая, хотя обычно берут бурых. Все сказки на ночь рассказывала, чтобы скорее уснул.
— Неплохо.
— Только многовато о себе воображала, я уж потом мать упрашивал, чтобы прогнала ее. Все плела про долины какие-то, смерть и мрак. Тоска одна.
— А что мать?
— Мать? Ха! Отвесила подзатыльник и сказала, что от каждого можно научиться чему-то полезному, даже от алых. Они с отцом такие либералы, иногда слушать страшно. — Кассий недоуменно качает головой. — Йорктон, говоришь? Юлиан все не мог поверить, что ты — и вдруг из такой глуши…
Слушаю, и душу вновь застилает мрак. Тяжелое чувство не рассеивают даже мысли об Эо и моей благородной миссии. На самом деле оправдание есть у меня одного, но и виноватым себя чувствую тоже я один, за исключением, может быть, Рока. Смотрю на свои руки и вижу кровь Юлиана.
Кассий вдруг показывает на небо в юго-западной стороне:
— Что за черт!
С Олимпа высыпает целая стая санитарных роботов, мигающих цветными огоньками. Слышно их отдаленное жужжание. Золотистые силуэты кураторов пронизывают воздух следом, направляясь к югу. Похоже, где-то вдали царит кровавый хаос.
На следующий день переселяемся в сторожевую башню над воротами, чтобы пореже встречаться с бандой Титуса. Пищу готовим все так же отдельно.
Тайно собираемся на ужин на берегу озера в северных холмах. Из элиты у нас только Кассий и Рок, все остальные не выше семнадцатого места. Куинн и Лия из середнячков, дальше одни ошметки: Клоун, Брюзга, Скелет, Крошка и Ведьма. Это очень беспокоит Кассия, хотя по сравнению с низшими цветами даже самые последние из отобранных в братство почти сверхчеловеки. Сильные, выносливые, сообразительные — повторять приказы дважды не приходится, как и растолковывать в подробностях, — а не слишком высокое происхождение, с моей точки зрения, скорее достоинство, чем недостаток.
Большинство из них умнее меня. Я сильнее разве что в нестандартных задачках на экстраполяцию, которые щелкал, как орехи, на экзамене. Впрочем, и это не так уж важно, пока владение спичками обеспечивает мне роль Прометея. Насколько нам известно, ни Антония, ни Титус добывать огонь еще не научились. Наполнить людям желудки способен я один, но нахлебничать никому не позволяю, хотя Брюзга был бы явно не прочь. Резать коз и овец заставил каждого, хотя в первый раз, когда показываю пример, у самого дрожат руки. Непросто глядеть в глаза живой твари, когда пилишь ей горло тупым ножом, и видеть, как доверие в них сменяется растерянностью и ужасом. Жесткие мышцы шеи наконец поддаются, на руки плещет кровь — теплая, как у Юлиана. Лия режет свою первую овцу, заливаясь слезами. Потом пытается освежевать, но безуспешно, несмотря на помощь смуглой носатой Ведьмы. Мне приходится взять ее руки в свои и показывать все движения, прикладывая собственную силу.
— Папочка тебе и мясо на тарелочке нарежет? — издевается Ведьма.
— Заткнись, — бросает ей Рок.