Алов и Наумов

История произвела на меня впечатление. Володе удалось удивить меня с самого начала. Я до сих пор не перестаю ему удивляться. Мне был двадцать один год, когда мы поженились, ему — сорок четыре. Я взрослела и мудрела рядом с мужем. Когда мы только познакомились, у меня было одно ощущение от кино, от жизни. Рядом с ним все поменялось. Из дипломатической среды, где люди сдержанны, застегнуты на все пуговицы, я попала в среду художественной интеллигенции Москвы — пеструю, шумную, ошеломляющую. Володя ввел меня в круг своих замечательных друзей. Мы бывали вместе на поэтических вечерах, в мастерских художников… Я познакомилась с Евгением Евтушенко, впервые увидела Владимира Высоцкого в спектакле «Гамлет», после которого знаменитый бард подвозил нас домой на своей машине. Когда в «Современнике» мы смотрели «Голого короля», Евгений Евстигнеев со сцены ухитрялся вставлять остроты в Володин адрес. На арене цирка Юрий Никулин едва ли не каждую свою репризу заканчивал рефреном: «Вот и Наумов с Белохвостиковой пришли…»

Это сейчас мне кажется: сорок с небольшим… в сущности, мальчишка. Тогда это представлялось иначе: после «Бега» Володя был живой классик. Или почти классик. Но в душе, по характеру и темпераменту он был моложе иных моих сверстников. И он, и Александр Алов, который был старше Наумова на четыре года, прошел войну, оказались необыкновенно живыми и молодыми. Мне нравилось в них все: открытость, доброжелательность, отзывчивость, великолепное чувство юмора, неуемная фантазия, которая превращала пустяк то в остроумный анекдот, то в блестящую по драматургии сценку. Но при этой легкости они были людьми одержимыми своим делом, своей профессией.

^{С Надей Леже в Национальном музее Фернана Леже Биот, 1970 год}

Меня восхищала Володина дружба с Аловым. Как правило, они целый день проводили вместе на работе, причем загружены были порой непомерно. Писали сценарии (раньше сценарий существовал в трех разновидностях — литературный, киносценарий и режиссерский), проводили худсоветы, встречались с творческой группой, смотрели эскизы, декорации, слушали музыку, делали актерские кинопробы, выезжали на поиск натуры, пробивали или утверждали в высоких кабинетах заявки, сценарии, готовые фильмы своих коллег по Объединению, домой возвращались полуживые. Но проходило полчаса-час, и они звонили друг другу и долго говорили, обсуждая все, что произошло за день, смеялись, снимая напряжение, строили планы на следующий день.

Союз с Александром Аловым был удивительный по гармонии и взаимопониманию. Наблюдая за ними больше десяти лет, я пришла к выводу, что они существовали автономно, в творческом плане каждый был абсолютно самодостаточным, в принципе, они могли бы работать порознь. Но эти две глыбины составляли единое целое, нерасторжимое.

После года ухаживаний Володя сделал мне предложение. Его холостяцкая жизнь в четырехкомнатной квартире, которую он делил с бурундуком, осталась позади. Бурундуку пришлось потесниться, а мне — полюбить футбол и бокс. Помню, в ЗАГСе милая женщина, которая нас обоих узнала, долго и чуть-чуть стесняясь, рассказывала, как построить счастливую семейную жизнь. Володя дергался, нервничал; чернила еще не высохли на акте записи гражданского состояния, а мы уже мчались домой, к телевизору, потому что в тот день играл его любимый «Спартак». Точно ветром сдуло и наших свидетелей — Александра Алова и Леонида Зорина, которые тоже были болельщиками со стажем. Думаю, эта «неприличная спешка» немало удивила сотрудницу ЗАГСа.

^{Наталья Белохвостикова в роли Мари Луни «Тегеран-43», 1980 год}

Свадьба у нас была тихая, скромная, отмечали ее в доме моих родителей. На свадьбе народу было немного, но люди действительно близкие: Алов, Герасимов, Макарова, Парфаньяк, Ульянов, Леонид Зорин… Я вообще считаю, что личное — это личное. Не люблю открытую жизнь, то, что мне дорого, я предпочитаю оставлять при себе, не люблю афишировать свои чувства, выставлять их напоказ. И Володя, при кажущейся его легкости, открытости, умении становиться центром любой компании, на самом деле человек закрытый, мало кто посвящен в его частную жизнь, допущен к подлинным переживаниям. О том, что я жду ребенка, знали только самые близкие: мама, папа, бабушка и Володя. Я скрывала этот факт до последнего дня, может быть, из суеверных соображений. Володя с Аловым встречались каждый день. Мы жили в соседних домах, по утрам за ними приезжала студийная машина, по пути на «Мосфильм» они завозили меня к родителям. Когда Володе позвонили из роддома, он тут же перезвонил Алову.

— Старик, поздравь, у меня родилась дочь!

На том конце провода воцарилась тишина, наконец Алов неуверенно произнес:

— Поздравляю. Ты — отец, а… кто мать ребенка?

— Как кто? Моя любимая законная жена!

— Да не может быть! Я же только вчера ее видел! — Алов был искренне сражен.