Алпамыш

«Дочь этого ублюдка-шаха, недолго споря, выложила мне деньги вперед: видно, сердце ее склонно ко мне. Если я козла ей поправлю, она, пожалуй, и замуж за меня пойдет». — Так он подумал про себя.

Отдавая козла Кайкубату, Тавка-аим так ему наказывала:

— Гуще нет моих и нет длиннее кос,—

Если распущу их — не сочту волос.

Если по овце за каждый волос брать,

Столько бы скота на свете не нашлось!

Кто б меня моих густых волос лишил?

Только враг, что весь бы край опустошил!

Кайкубат, мои слова запоминай:

Выходить козла ты должен поскорей.

Наблюдай за ним усердно каждый день,

Хорошо корми, далеко не гоняй.

Сколько ты просил — то получил, но знай:

Не убережешь, — сам на себя пеняй!.. —

Так она сказала — и, резва, ловка,

К играм возвратилась, прерванным пока.

Девушки, смеясь, схватились за бока,

Выслушав, как дело провела Тавка…

Кайкубат стоит на месте, нем и глух, —

Опьянел влюбленный в Ай-Тавку пастух.

Козла к баранам присоединив, довольный сделанным делом и пьяный от любви, Кайкубат сам себе говорит:

— О таком счастливом не гадал я дне:

Привела козла подобная луне!

^[37]

Девушки ее стояли в стороне, —

Мог поговорить я с ней наедине.

Сердце Ай-Тавки склоняется ко мне,

Это стало ясным сразу же вполне.

Покупатель

^[38]

я хороший для нее, —

Говорить не стала долго о цене.

Деньги отдавая, подмигнула мне!

Сколько ни мечтал я, бедный, о жене,

Лучшей никогда не видел и во сне.

Столько мне улыбок светлых подарив,

Столько слов игривых мне наговорив,

Даром ли она их рассыпала с губ?

Шахской дочери и я, как видно, люб!

Если козлика я выхожу, — она

Несомненно скоро будет мне жена.

Говоря со мною, как была нежна!..

Так, мечтая, гонит он на пастьбу скот.

С овцами идет и белый козлик тот.

Кайкубат влюбленный песенку поет,

Как он с дочкой шаха славно заживет.

Он поет, а козлик в сторону идет,

И на лысый холм проворно он идет.

Этот холм стоял вблизи Мурад-Тюбе,

С гору высотой был сам он по себе.

Рядом с ним глубокий вырыт был зиндан.

Рыли тот зиндан — чем больше рыли вниз,

Холм все возвышался, но остался лыс.

На холме на том, весельем обуян,

Козлик разыгрался — и упал в зиндан.

Стадо в степь уводит головной баран,

Песни Кайкубат поет, любовью пьян.

Стадо собирает Кайкубат-чабан, —

Белого козла не видит Кайкубат!

Он стоит, как будто громом поражен,

Он из рая сразу попадает в ад.

— Ой, беда! Невесты я своей лишен! —

Стадо все сто раз осматривает он —

Нет козла и нет! Вот дожил до беды!..

Белого козла вдруг видит он следы,

По следам идет — и молится судьбе.

След ведет к холму, что близ Мурад-Тюбе.

«Э, теперь найду!» — он думает себе.

Всходит он на холм, а под холмом — зиндан.

Вниз он побежал с проклятого холма —

Лег на край зиндана, смотрит, — в яме — тьма,

Не видать козла, возьми его чума!

Смотрит он еще — не верит он глазам:

Человек как будто шевелится там!

Кажется ему, что сходит он с ума.

Всматривается — всматривается Кайкубат, — видит, наконец, в темном зиндане и козла белого. Какой-то человек, к груди его прижимая, собирался, видимо, сожрать козла живьем. Это увидав, свесился Кайкубат, насколько возможнобыло, вниз — и закричал:

— Эй, подземный житель! Кто ты есть таков?

Видно, ты охотник жрать живых козлов.

Козлика не тронь! Скажу без лишних слов —

Козлик этот стоит наших двух голов!

Шаха дочь Тавка — владелица козла.

Я тебя молю, не причиняй мне зла.

Козлика Тавка мне выходить дала —

Жизнь мою в залог за козлика взяла!

За какие ты попал сюда дела?

Не за то ль, что жрешь скотину без котла?

^[39]

Тварь, упав к тебе, осталась ли цела?

Я перед Тавкой ответчик за козла.

Эй, ублюдок, если жизнь тебе мила,

Откажись, не жри хоть этого козла!..

Алпамыш — в свою очередь — слова Кайку-бата услышав, с места встал — и так ему ответил:

— Эй, ты, плешь! Скажи, как ты попал сюда?

Видно, у тебя счастливая звезда!

Если я отсюда выберусь живой,

Тайча-хана трон тебе отдам тогда!

Не тревожься: целой будет голова.

Кайкубат, мои послушай-ка слова:

За Тавку скотом выплачивай калым,

Бог даст, день придет — разделаешься с ним, —

Выдам за тебя в тот день Тавку-аим,—

Голову твою на грудь ей возложу.

Слушай, Кайкубат, что я тебе скажу:

Голову себе тревогой не морочь.

Если только ты захочешь мне помочь,

Выйду из зиндана, — шаха с трона — прочь,

И тебе отдам и трон его, и дочь!..

Кайкубат спрашивает:

— А ты кто такой есть?

— Э, плешь, не узнаешь меня! — сказал Алпамыш. — Я — Алпамыш. Калмыками плененный, семь лет уже в зиндане этом сижу.

Говорит ему Кайкубат:

— А я думал, что тебя и в живых давно нет. Ну, раз это ты, — верю тебе, рад, что тебя я нашел. Пусть белый козел будет тебе задатком, — согласен я платить калым. И сама Тавка-аим, поручая мне козла, была нежна, весела, будто склонна ко мне была, будто, — казалось мне, — шахская дочь выйти за меня и сама не прочь.

С этими словами сбросил Кайкубат Алпамышу еще пять-шесть баранов в придачу, а сам погнал стадо дальше.