В общем, перекрёстный допрос оказался совершенно скомкан. Защита не решила ни одной из задач, которые стояли перед ней на том этапе судебного следствия. Адвокатам необходимо было добиться от важнейшего свидетеля обвинения однозначных утверждений, которые впоследствии можно было опровергнуть и благодаря этому использовать против стороны обвинения. В частности, следовало чётко определиться с тем моментом, когда у Литтлфилда появились подозрения в отношении подсудимого. Необходимо было однозначно зафиксировать те обстоятельства, которые привели к формированию этих подозрений. Следовало внимательнейшим образом исследовать события 29 и 30 ноября, а также ночи, во время которой Литтлфилд отправился на пляски до утра. Необходимо было детальнейшим образом расспросить Литтлфилда о проникновении в помещения Уэбстера через окно и указать присяжным на совершеннейшую нелогичность действий свидетеля. Свидетель обвинения должен был с максимально точной привязкой по времени рассказать о своих передвижениях и действиях в те часы и дни. Можно было задать несколько вопросов о предполагаемом уходе жертвы из колледжа — опять-таки, с целью однозначно зафиксировать ответы Литтлфилда в судебной стенограмме, — но не вдаваться в детали и уж точно не упоминать никаких фамилий. [Разбор этих версий, связанных с новыми свидетелями, следовало оставить на вторую половину судебного процесса, когда защита получили бы право озвучить собственную точку зрения на суть произошедших в Медицинском колледже событий].
Вместо этого адвокаты провели допрос совершенно беззубо, продемонстрировав свою полнейшую беспомощность. Так проводить перекрёстные допросы, конечно же, нельзя! Защитники не задали ни одного по-настоящему острого вопроса, не высказали ни единого довода, способного побудить членов жюри присяжных усомниться в той версии событий, которую излагал главный свидетель обвинения. Адвокаты показали себя совершенно беспомощными в профессиональном отношении.
Именно по этой причине все журналисты, непосредственно наблюдавшие за ходом суда, охарактеризовали весьма продолжительные по времени и детальные по содержанию показания Литтлфилда как «почти безукоризненные». Свидетельствовать в суде на протяжении многих часов очень сложно — это тяжёлое испытание как в эмоциональном, так и в физическом отношении — и тем примечательнее представляется успех Литтлфилда. Этот малограмотный человек с честью преодолел выпавшее на его долю испытание, и два умных, прекрасно образованных и деятельных джентльмена не сумели сломать «его игру». Хотя — автор ещё раз подчеркнёт высказанную ранее мысль — кажется почти несомненным, что Литтлфилд в своих показаниях был довольно далёк от истины и сильно приукрашивал свою роль во всей этой истории. И опытные адвокаты просто обязаны были вывести его на чистую воду или, как минимум, продемонстрировать присяжным заседателям нелогичность и неправдоподобность некоторых важных утверждений свидетеля.
Закончив с Литтлфтилдом, обвинение получило возможность двигаться далее.
Для дачи показаний был вызван Эндрик Фостер (Andrick A. Foster), торговец продуктами, работавший с семьёй обвиняемого. Свидетель лаконично рассказал, что доставил индейку Литтлфилду 27 ноября между 15:30 и 16 часами и в тот же день отвёз сладкий картофель в Кембридж для Уэбстера. Это был единый заказ, оплаченный профессором. День заказа и доставки не совпадали. Все эти детали ничего не доказывали и ни на что не влияли. Перекрёстному допросу Фостер не подвергался.
Затем свидетельское кресло было предложено занять Кэролайн Литтлфилд (Caroline M. Littlefield), жене уборщика, покинувшего это место буквально 10-ю минутами ранее. Защита тут же заявила протест против допроса, мотивируя это тем, что женщина находится в родственной связи со свидетелем и осведомлена о событиях из его рассказов, а потому не может быть объективна.
Судья Шоу протест отклонил и предложил свидетельнице сообщить о том, что ей известно по существу дела.
Кэролайн Литтлфилд рассказала о том, что двери в помещения профессора Уэбстера, начиная с 23 ноября, всё время оставались закрытыми, и это выглядело очень странным и необычным, поскольку препятствовало исполнению Кэролайн своих служебных обязанностей. Женщина помогала мужу, числившемуся официально уборщиком, и постоянно исполняла разного рода мелкие поручения. В пятницу 23 ноября сам же профессор Уэбстер попросил её принести в химическую лабораторию воду, но она не смогла это сделать ввиду того, что, начиная со второй половины дня, и в последующие дни все двери в помещения Уэбстера оставались заперты. В среду курьер из Кембриджа принёс профессору холщовую сумку и коробку. В сумке находилась виноградная лоза, а что находилось в коробке, свидетельница не знала. Поскольку в помещения профессора Уэбстера невозможно было попасть, курьеру пришлось оставить свой груз под дверью.