Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга V

Существует ещё одна деталь, которую в этом месте никак нельзя обойти молчанием. Речь идёт о прекрасной осведомленности Литтлфилда о всевозможных деталях обстановки помещений профессора Уэбстера. Он знал, где что лежит, какие ключи что открывают и т. п. — в общем, он прекрасно ориентировался на месте и деятельно помогал проведению обыска. Вот уж воистину пострел, который везде поспел!

Пятый день процесса — 23 марта 1850 года — открылся перекрёстным допросом Литтлфилда. Не обошлось без некоторых любопытных открытий, о которых нельзя не упомянуть. Так, например, адвокат Сойер добился от свидетеля признания того факта, что тот был осведомлён о назначении денежной премии тому, кто поможет установить судьбу Джорджа Паркмена. Первоначально Литтлфилд отрицал свою осведомлённость в данном вопросе, на чём даже настаивал во время дачи показаний коронерскому жюри в декабре 1849 года. Однако в уголовном суде Литтлфилд отрицать этого не стал, понимая, что теперь ложь под присягой оставит его без этой самой премии. И вот тут-то Сойер очень удачно указал свидетелю на изменение ранее данных показаний. Уборщик опрометчиво заявил, что показаний не менял и всегда утверждал одно и то же, однако расчёт на плохую память оппонента себя не оправдал!

Адвокат тут же представил стенограмму заседания коронерского жюри, в ходе которого Литтлфилд настаивал на своей полной бескорыстности и уверял, будто ничего не знает о деньгах, обещанных за помощь расследованию.

Момент для стороны обвинения получился очень неловкий. Сначала была предпринята попытка доказать, будто в предъявленную стенограмму закралась ошибка — прокурор и судья занялись тем, что буквально по пальцам принялись высчитывать, кто, когда и какие выплаты обещал [Напомним, что сумма премии пересматривалась в сторону увеличения по меньшей мере дважды, кроме того, отдельная премия была назначена за обнаружение золотых карманных часов Джорджа Паркмена]. В результате загибания и разгибания пальцев прокурор получил результат прямо противоположный тому, на который рассчитывал — оказалось, что о выплатах было объявлено даже на сутки ранее, чем это было указано в стенограмме коронерского жюри.

Литтлфилд, сообразив, что упорствовать в отрицании своей осведомлённости чревато большими осложнениями для него лично, поспешил признать ошибку. Он заявил следующее: «Я тогда знал, что вознаграждение было предложено. В воскресенье я вместе с другими исследовал здания в этом районе. Я никому не говорил, что хочу получить предложенную награду; не говорил об этом и доктору Уэбстеру.»[23] Продолжая далее рассуждать на эту тему, свидетель признал, что уже в понедельник 26 ноября он видел в колледже плакаты с обещанием вознаграждения, но вот накануне в воскресенье не видел.

Это было очень хорошее начало перекрёстного допроса. В принципе, адвокат располагал хорошим материалом для развития успеха. Дело заключалось в том, что Литтлфилд, давая показания коронерскому жюри, допустил и кое-какие иные фактологические ошибки. Так, например, он ошибся в определении даты того дня, когда получил индейку, оплаченную профессором Уэбстером. Литтлфилд в ходе перекрёстного допроса в суде не стал упорствовать в данном вопросе, а поспешил признать факт ошибки, добавил, что спустя некоторое время после дачи показаний сообразил, что был неправ, и обратился к члену коронерского жюри по фамилии Мерилл (Merrill) с вопросом о том, как можно внести правку в текст стенограммы. Объяснение это прозвучало не очень убедительно, со слов Литтлфилда нельзя было понять, почему он обратился к одному из шести членов жюри, а не к самому коронеру и почему вообще стала возможна такого рода путаница в датах.

Другая ошибка была намного более принципиальной — она касалась того времени, когда Литтлфилд якобы почувствовал жар печи, приложив ладонь к стене разделительного коридора. Напомним, что речь идёт об очень важном моменте, запустившем цепочку событий, окончившихся разоблачением обвиняемого. Так вот, адвокат Сойер, внимательно прочитав показания Литтлфилда коронерскому жюри, обнаружил, что тот заявил в декабре минувшего года, будто в тот день уборщик ушёл из колледжа в 9 часов утра и отсутствовал до самого вечера! Причём ушёл в обществе супруги, которая могла подтвердить факт его отсутствия. Отсюда рождался уместный вопрос: как мистер Литтлфилд мог почувствовать жар печи через стенку в 15 часов, если он ушёл из колледжа в 9 утра и не возвращался до позднего вечера?

Тут к месту припомнить любопытный аргумент профессора Уэбстера, который утверждал, что разводил огонь в печи неоднократно и никогда никаких проблем, связанных с нагревом окружающих конструкций или предметов мебели, не возникало. То есть рассказ уборщика про горячую стену коридора является выдумкой, призванной замаскировать… а вот что именно эта выдумка маскировала?