Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX–XX столетий. Книга V

У нас нет оснований сомневаться в правдивости Сэнборна — это человек совершенно незаинтересованный, и его с полным правом можно назвать «проходным персонажем». Кроме того, Сэнборн выступал свидетелем защиты, то есть, по мнению адвокатов, его показания объективно работали на пользу подсудимого. Но если это действительно так, и Сэнборн действительно видел, как Левитт Элли приехал из некоей поездки, то, стало быть, в эту поездку тот отправился никак не в 07:30.

Таким образом, получается, что Дэниел Элли врёт — папа в 07:20 из дома не выходил.

Однако врала суду и его сестрица Эбби! Дэниел не завтракал с отцом в 7 часов утра. Рассказ про уходящего из дома отца, которого он видел только со спины, был придуман как раз для того, чтобы показать суду — никакого общения между сыном и отцом в то утро не было и быть не могло, они буквально разминулись с интервалом с несколько секунд.

Почему это было важно? Наверное, Дэниел Элли и адвокаты опасались вопросов о содержании возможного разговора отца и сына. Возможно, Дэниел казался не очень надёжным свидетелем, скажем, бестолковым, склонным к панике или что-то в этом роде, в общем, адвокаты опасались того, что он что-то напутает в ходе подробных ответов. При этом было важно, чтобы старший сын подтвердил alibi отца, но… без лишних деталей, дескать, видел отца со спины, я спустился по лестнице, а он ушёл.

Мы можем практически не сомневаться в том, что Эбби Элли точно также соврала суду, как это сделал Дэниел. Причём младшей из дочерей была отведена очень важная роль — именно она должна была зафиксировать alibi Левитта. Именно с её слов нам известно о том, что тот не выходил якобы из дома, поскольку Эбби, разбуженная ночью, легла спать на кухне. Эта деталь несёт важный подтекст — если бы отец выходил из дома [через кухню или входную дверь], то младшая из дочерей должна была это услышать.

3) При этом защита признала весьма опасный для подсудимого факт, что тот не проводил ночь вместе с женой. Мы знаем, что Левитт отправился спать в главную спальню вместе с супругой, но затем оказалось, что она «заболела», он её покинул, разбудил младшую из дочерей, а сам улёгся спать якобы в другой комнате. И мы должны поверить в то, что он там оставался коротать остаток ночь по той простой причине, что Энн улеглась спать на шезлонге в кухне.

Сразу внесём ясность, что жена обвиняемого пережила его, и ухудшение её здоровья в ночь с 5 на 6 ноября носило сугубо локальный характер, если угодно, это недомогание оказалось временным.

Нельзя не удивляться тому, что сторона обвинения не задавала вопрос о том, как часто Левитт Элли коротал ночь на диване вне главной спальни. А между тем, этот вопрос представляется очень уместным. Вы только задумайтесь на секундочку — вечером 5 ноября исчезает крупный кредитор [которого впоследствии найдут расчленённым в реке], и в ту же самую ночь он почему-то уходит из спальни и якобы спит в другой комнате в полном одиночестве.

Надо же, как совпало!

4) К разряду очевидно ложных показаний можно отнести и рассказ Дэниела Элли о передаче отцу 135$. Старший из сыновей трудился в механических мастерских простым рабочим, его заработок нам в точности неизвестен, но совершенно очевидно, что он не мог быть большим. Ну, пусть он равнялся 30$ в месяц, пусть 35$, пусть даже 40$ — что явно выше среднего заработка фабричного рабочего в начале 1870-х гг., — но даже при таких доходах 135$ представлялись для Дэниела очень значительной суммой. Следует иметь в виду, что Дэниел не мог откладывать весь свой заработок — он, несомненно, значительную его часть отдавал родителям, в доме которых жил и столовался.

Интересно то, что наличие у Дэниела означенной суммы вообще ничем не подтверждено. Нет никаких банковских документов, подтверждающих существование депозита, закрытием которого можно было бы объяснить происхождение столь значительной суммы. Никто из друзей не видел в руках Дэниела подобных денег. Можно, конечно же, допустить, что молодой человек накопил нужную сумму простым собирательством — то есть, складывая монетку к монетке в мешочек, а мешочек пряча под подушку. Для XIX столетия подобное скопидомство в стиле Плюшкина нельзя считать чем-то исключительным. Но выглядит такое допущение не очень достоверно.