Нас сразу увело от центра города на другую сторону реки Джеймс. Панорама Даун-тауна оставила уважительное впечатление, несмотря на печальную заброшенность и запустение массы железнодорожных путей, и широкий речной разлив с неопределенной линией берегов. Небоскребы выстроились на берегу огромного пруда, и выглядели как-то заурядно, будто не туда попали. Такой себе урбанистический пустырь. Обидно, конечно, но так показалось. К тому же начинался холодный дождь. Южная весна запаздывала. Прежде город был крупным железнодорожным узлом, но теперь иные времена. Американский бизнес привык, как Мюнхаузен, вытаскивать себя за волосы из болот кризисов и депрессий. Ричмонд падал и поднимался, и теперь чувствует себя терпимо, благодаря страховому бизнесу и сфере услуг, которой мы с Ирой скромно воспользовались. Приятно думать. что утренняя чашка кофе в гостиничном номере способствует городскому процветанию, мелочей здесь быть не должно. В общем, понятно…
А начиналась здешняя деловая жизнь с производства табака, не случайно виргинцы, участвовавшие в Гражданской войне, получили прозвище:
Вершинным достижением местной промышленности стало изобретение машинки для скручивания сигар. Дело сильно продвинулось. Нужно полагать, и гостиничные плевательницы на высокой ноге вошли в обиход тогда же. Была еще Tredegar iron works – металлургическая компания, объединявшая несколько заводов, занятых производством чугуна. Расцвет компании совпал с началом Гражданской войны, что оказалось кстати. С оружием всегда так. А чугунные изгороди и сейчас остаются городской достопримечательностью. Возможно, на характере горожан это как-то сказалось. Чугун – материал основательный и не располагает к шуткам, хотя общий вывод сделать трудно и вообще ни к чему. Большинство населения (свыше пятидесяти процентов) составляют афроамериканцы, и это отдельный факт для осознания действительности.
Впечатляет монумент с колоннадой в честь Джефферсона Дэвиса – Президента Конфедерации, торжественно провозгласившего:
Итак, мы переехали реку Джеймс, свернули на проселок, оставили машину на стоянке и дальше отправились пешком. Захолустье везде одинаково, независимо от времени и части света, и этим радует. Ржавые рельсы в молодой траве – живописный штрих, открытая перспектива без задника с одиноким велосипедистом, щебенка, дорожная проселочная пыль… Зато есть, где полежать без смокинга. В запруде под голыми по-весеннему деревьями снуют утки. К запруде ведет дорожка с надписью, за чей счет проведено благоустройство. Это по-американски. Утки не спеша, поднимаются по ступенькам, отряхиваются, не обращая на людей (то есть, на нас) никакого внимания. Могли бы и полетать, была бы охота. В таком пейзаже трудно не расслабиться. жизнь приняла идиллические формы, подсказывает сюжеты для надкроватных ковриков и картинок в духе Уолта Диснея.
Ричмонд не торопится, 103 место среди городов США. Как Ричмонд так угораздило. Американская черта – постоянный бег за успехом, но, имея столь славное прошлое, можно не спешить. Ричмонду есть, что вспомнить, он – ветеран, суета ему не к лицу. Это чувствуется, особенно в прозрачную апрельскую субботу. Долгим весенним вечером все происходит неспешно, посреди полного безлюдья. Никто никуда не идет, не едет, не переходит улицу, к домам неизбежно прилагаются люди (так принято считать), а их нет. Белесый свет можно нарезать и продавать по цене рыбного филе. Зато все памятники на месте и имеют подобающий вид. Они торжествуют. Мы прошлись под гарцующим Вашингтоном, заглянули в аллею с местными знаменитостями и просветителями. Обнаружили памятник какому-то врачу, согласитесь, такое встретишь нечасто. Медиков нужно вдохновлять не только страховыми начислениями. Памятник в честь избавления человечества от геморроя значил бы не меньше. Можно даже представить, как бы он выглядел, есть, что предъявить скептикам…