Около двадцати лет назад Дэвид, которому было тогда тринадцать, и еще один мальчик, Дик Шарп, отправились на охоту неподалеку от семейной фермы Лэмсонов в канадской провинции Альберта{581}
. «Однажды в воскресенье Шарп и Лэмсон палили по воронам, и, когда Лэмсон в очередной раз стрелял в птицу, Шарп неожиданно оказался перед ним, — говорилось в одной из газетных статей. — Вскоре после несчастного случая юный Лэмсон с матерью и сестрой переехал в Калифорнию».— В 1914 году полиция не выдвигала против мальчика обвинений, поскольку происшествие признали несчастным случаем. Однако это говорит о том, что Дэвид Лэмсон способен на убийство, — заявил прокурор.
А затем в качестве доказательства обвинитель представил суду книжечку в кожаном переплете, дневник Аллен — страшный сон каждого, кто когда-либо записывал свои мысли на бумаге. Теперь самые личные переживания Аллен печатались в газетах по всему миру. «День матери с шелковыми чулками, свечами, цветами и всем прочим»{582}
, — записала она менее чем за две недели до смерти.Судя по отрывкам из дневника, Аллен была счастлива в браке. «Дэйв собрал наши вещи, поездка вышла великолепная. Бебе карабкалась на утесы, чем доводила Дэйва до умопомрачения», — делилась она впечатлениями о путешествии с мужем и дочкой на морское побережье за четыре месяца до смерти.
Вскоре личную жизнь Аллен не обсуждал только ленивый. Всего лишь через несколько дней после трагедии пресса сделала достоянием общественности непристойные сплетни об амурных историях Аллен во время учебы в университете, о влюбленных в нее мужчинах. Выяснилось, что на первом курсе Стэнфорда, еще до появления Дэвида, Аллен была обручена с другим студентом. «Неожиданно помолвку разорвали, — сообщалось в одной из газет. — Когда мисс Торп вернулась к учебе в следующем семестре, ей сделал предложение Лэмсон»{583}
. Далее вскрылось, что Аллен якобы обвиняла в сексуальном домогательстве бывшего дворника университетского издательства, который заваливал ее любовными посланиями. Полиция так и не нашла подозреваемого, однако желтым изданиям под силу очернить доброе имя любой женщины, особенно такой скромной, как Аллен.В первых числах сентября в зале суда по очереди предстали друзья Лэмсонов, принадлежавшие к высшим кругам Пало-Альто. Все подтвердили, что между Дэвидом и Аллен царили любовь и взаимопонимание. Подавляюшее большинство отзывалось о Дэвиде Лэмсоне хорошо.
В ходе трехнедельного процесса обе стороны много раз потрясали в воздухе обугленной трубой. К концу лета доктор Прошер, исследовав потенциальное орудие убийства, заявил, что обнаружил на нем частицы крови. Когда два месяца назад Прошер передал Оскару трубу, криминалист с волнением ждал результатов бензидинового теста. Если на улике обнаружится кровь, значит, его клиент, скорее всего, виновен. И Оскару придется отказаться от дела.
«Бензидиновый тест дал отрицательный результат, — отметил Оскар. — Это подтверждает предположение, что крови на трубе не было»{584}
. В ходе проведенных исследований криминалист обнаружил на трубе следы органического вещества, но не крови. Вероятно, это были частицы растений или даже ржавчина. Другие тесты давали неочевидные результаты, и, таким образом, точно установить природу вещества на трубе не удалось. Когда в зале суда появлялся доктор Прошер, Оскар всегда ощущал беспокойство. Он заметил за судмедэкспертом одну неприятную особенность — явную склонность манипулировать уликами{585}. Когда они исследовали вещественные доказательства вместе, результаты на наличие крови оказывались отрицательными. Но, когда доктор Прошер проводил анализы самостоятельно, результаты, как правило, оказывались положительными. Оба ученых постоянно противоречили друг другу. Кому же поверят присяжные?В конце августа экспертов пригласили выступить в суде, причем обоих репортеры выставили в нелестном свете. «Речь Генриха точна, подчеркнуто бесстрастна и логична, — сообщалось в одной из газет. — Прошер эмоционален, чуть не вскакивает со стула, то улыбается, то хмурится, причем гримасы сменяются на лице очень быстро, и тараторит на двух языках одновременно со скоростью мчащегося экспресса»{586}
.Если плохое произношение доктора Прошера раздражало усталого судебного репортера, то Оскару оно казалось забавным.
В какой-то момент растерянный журналист повернулся к криминалисту и заметил:
— Вам повезло, вы говорите по-немецки!
— Я владею и английским, и немецким, но все же лучше, когда из этих языков не делают винегрет{587}
, — с усмешкой ответил Оскар.