Андрей Сахаров

Свое секретное письмо в Политбюро Сахаров начинает с вежливого, но вполне определенного несогласия с мнением главы советского правительства Косыгина. Незадолго до того на пресс-конференции в Нью-Йорке тот высказался против моратория ПРО. Он заявил, что такой мораторий может быть лишь частью общего соглашения о разоружении, а по отдельности средства обороны всегда моральны — в отличие от средств нападения.

Эта «простая» точка зрения, унаследованная от доядерной эры, имела хождение и в США. И в американском конгрессе, и в советском ЦК имелись политики, уверенные, что способны разобраться в любой проблеме, полагаясь на «простой здравый смысл». В обоих военно-промышленных комплексах, кроме того, имелись инженеры, лично заинтересованные в разработке противоракетных систем и желающие это свое интересное занятие продолжить. Американские противоракет-чики убедили себя, что они на 20 лет обогнали советские разработки, их советские коллеги точно так же считали себя «впереди планеты всей»¹⁹⁹

. Каждая из когорт противоракетчиков старалась убедить в этом и своих государственных руководителей.

Была, однако, и разница между двумя странами.

Американский министр обороны Роберт Макнамара пришел в политику из мира свободной конкуренции. Столкнувшись с новой стратегической проблемой, он организовал ее изучение, обеспечив конкуренцию мнений экспертов — физиков и инженеров. Победила точка зрения экспертов-физиков, пришедших к тому же выводу, что и Сахаров: создать систему ПРО, непроницаемую для массированной атаки, невозможно, а гонка в этой области значительно увеличит опасность ядерной войны и в лучшем случае приведет к бессмысленной трате огромных средств.

В СССР тоже были знающие эксперты, но им приходилось иметь дело с политическими лидерами, которые прошли школу «несвободной» конкуренции, школу партийно-дворцовых интриг. Сахаров в своем письме высказал не просто свое личное мнение, но и мнение своих коллег — экспертов по стратегическому оружию. Он, в частности, упоминает об «официальных документах (по проблеме ПРО. — Г. Г.), представленных в ЦК КПСС товарищами Харитоном Ю. Б. и Забабахиным Е. И.», то есть научными руководителями обоих ядерных Объектов. Видимо, на эти официальные документы не последовало реакции, и Сахаров решил добавить свой голос.

Он помнил свой вклад в договор 1963 года, запретивший атмосферные испытания. Ситуация была похожей: от неподъемной связки проблем отвязывается одна, решение которой осуществимо и важно. Важно и само по себе, и как шаг к стабильности мирного сосуществования.

Письмо Сахаров адресовал М. А. Суслову, как председателю Комиссии по иностранным делам Верховного Совета СССР, и просил ознакомить с его письмом Косыгина и Брежнева. С Сусловым Сахаров познакомился в 1958 году. Тогда, в первой же беседе, на вопрос Суслова о генетике он ответил целой лекцией. Член Политбюро внимательно слушал его, «задавал вопросы и делал пометки в своем блокноте». Сахаров допускал, что, когда за падением Хрущева последовал конец лысенковской биологии, могла сработать та его лекция. Поэтому он мог думать, что к его письму Суслов отнесется внимательно. Физик стратегического назначения тогда ощущал себя всецело преданным стратегическим интересам социализма и не идеализировал политиков Запада:

«Выдвижение этой проблемы (моратория по ПРО. — Г. Г.)

Джонсоном и Макнамарой, по-видимому, носит временный, конъюнктурный характер и обусловлено, вероятно, предвыборными соображениями, но объективно, по моему мнению и мнению многих из основных работников нашего института, отвечает существенным интересам советской политики, с учетом ряда технических, экономических и политических соображений».

Эти соображения Сахаров и изложил в своем письме. Исходил он из того, что СССР обладает «значительно меньшим технико-экономическим и научным потенциалом, чем США»: валовой национальный продукт меньше в 2,5 раза, выпуск компьютеров в 15–30 раз, расходы на точные науки в 3–5 раз; эффективность расходов в несколько раз меньше. «Разрыв по всем этим и другим важным показателям, кроме валового — возрастает, — подчеркнул Сахаров. — Это отличие заставляет СССР и США по-разному оценивать возможность создания наступательного и оборонительного оружия». В наступательном оружии существует эффект насыщения, однако его нет в области ПРО, где исход соревнования «определяется соотношением технико-экономических потенциалов».

Поскольку система ПРО гораздо дороже равносильной наступательной системы (в 3—10 раз, как пишет Сахаров), Советский Союз, как сторона более слабая технико-экономически, будет вынужден развивать средства нападения: «Работы по ПРО в США очень продвинуты, имеется солидный «технический» задел по ряду систем. Хотя все это еще не дает эффективного решения проблемы ПРО, но является симптомом, что начавшийся в 1957 году период приблизительного и неустойчивого равновесия сил возмездия не вечен, возможно нарушение этого равновесия или иллюзия нарушения. Неужели мы упустим возможности общего урегулирования, пока они существуют?»