Андрей Сахаров

С Берией же Курчатов общался достаточно часто, чтобы получить представление о его личности. Эта личность сильно разочаровала Терлецкого. У него осталось в памяти, как осенью 1945 года, в ожидании вызова Берии, его помощник, «двухсоткилограммовый яйцеподобный толстяк» Кобулов рассказывал о «девочках» московских и стокгольмских: «Таков был этот первый помощник и, как я в дальнейшем узнал, палач и садист, лично участвовавший в пытках заключенных. Да! Не так я представлял себе окружение главного блюстителя революционных законов». И сам Берия — «стареющий, со слегка сужающимся кверху черепом, с суровыми чертами лица, без тени теплоты или улыбки, произвел не то впечатление, которого я ожидал, видя до этого его портреты (молодой энергичный интеллигент в пенсне)»⁶⁴.

Как Курчатову удавалось поддерживать у себя ощущение солдата коммунизма при таком командире? В боевых условиях некогда размышлять, надо действовать, да Курчатов и не был мыслителем по природе. Когда в 1959 году Сахаров с восторгом отозвался о Курчатове своему коллеге, тот предостерег: «Не переоценивайте [его] близости к вам. Игорь Васильевич прежде всего — «деятель», причем деятель сталинской эпохи; именно тогда он чувствовал себя как рыба в воде»[6]

. Сахаров видел долю правды в этих словах, но лишь долю. Ведь он и сам себя чувствовал причастным к тому же самому делу — обеспечить для страны мир после ужасной войны. Много сил отдав этому делу, он «невольно, — по его собственным словам, — создавал иллюзорный мир себе в оправдание».

Создавать иллюзорные миры для психологической самозащиты, не задавая себе слишком трудных вопросов, — в природе человека. Успешно созидали их и участники советского ядерного проекта. Среди немногих исключений был Ландау, которому попросту не из чего было строить иллюзии; он работал для «левой» руки Берии за страх, основанный на личном знакомстве с карательной «правой» рукой.

А для большинства физиков Берия был прежде всего привычным портретом на стене в иконостасе других советских вождей. Между физиками и портретом находился Курчатов, жизнерадостный, обаятельный, заражающий исследовательским энтузиазмом, связывая каким-то образом мир нейтронов и мезонов с высшими государственными интересами. Представлявший эти интересы маршал госбезопасности вполне мог восприниматься Курчатовым как деятель, преданный тому же делу, что и он, и так же — головой — отвечающий за успех этого дела. Так видел его и Сахаров: «Для меня Берия был частью государственной машины и, в этом качестве, участником того «самого важного» дела, которым мы занимались».

Успех советского ядерного проекта говорит и о деловых качествах Берии. Смертельный страх перед «органами» и огромные ресурсы рабсилы ГУЛАГа не исчерпывают вклад маршала в создание ядерного оружия. Ему приходилось принимать важные — а значит, смелые — решения, далеко выходящие за его среднее образование архитектора-строителя⁶⁵. Ему надо было уметь разбираться не в ядерной физике, а в людях, которые ею занимаются.

О его деловитости ясно говорит избрание Ландау в 1946 году в академики, минуя ступень члена-корреспондента. Это по приказанию Берии в 1939 году Ландау выпустили из тюрьмы, несмотря на его антисталинскую листовку. Берия поверил тогда поручительству Капицы, что Ландау «является крупнейшим специалистом в области теоретической физики и в дальнейшем может быть полезен советской науке»⁶⁶

. Осенью 1945 года к этому свое слово добавил Нильс Бор. Вернувшись из Копенгагена, Терлецкий докладывал Берии об итогах поездки и вынужден был также сообщить мнение Бора о Ландау как о наиболее талантливом молодом теоретике из тех, кто работал у него. Уклоняясь от ответа на конкретные вопросы, Бор сказал, что «квалифицированные физики, такие как Капица или Ландау, в состоянии решить проблему, если им уже известно, что американская бомба взорвалась»⁶⁷.

Знаменитому датскому физику председатель Спецкомитета тоже поверил. И хотя сам Капица отказался участвовать в «решении проблемы», Берия разрешил избрать врага народа Ландау в академики — пусть приносит пользу. Следственное дело в архиве ГБ ему в этом поможет.

Если на счету Берии больше крови, чем у других верных соратников Сталина, то это «заслуга» должности, которая ему досталась. От товарищей по Политбюро он, похоже, больше всего отличался свободой от идеологии. Помимо придворных интриг и изобретательного политиканства (которым была и экспедиция к Бору) на его счету были и смелые инициативы государственного масштаба. Сразу после окончания войны, в 1945 году, Берия, например, представил Сталину проект ограничения карательной силы внесудебного «правосудия» (будто предвидя, что с ним самим через восемь лет товарищи расправятся именно таким особым порядком). Вождь отклонил проект наркома — для пользы своего дела⁶⁸.

Клаус Фукс и другие