Во время спектакля балерина, не рассчитав, разбежалась так, что сиганула в оркестровую яму, прямо на головы скрипачей. Пожилой контрабасист, прервав игру, поправил недовольно очки и проворчал:
– Вы с ума сошли! Не мешайте работать!
Россини обедал как-то у одной дамы, столь экономной, что он встал из-за стола совершенно голодным. Хозяйка любезно сказала ему:
– Прошу вас еще как-нибудь придти ко мне отобедать.
– С удовольствием, – ответил Россини, – хоть сейчас!
– Нет ничего проще, – говорил Массне, закручивая ус, – чем давать уроки игры на фортепиано. Достаточно знать три предложения: «Здравствуйте, мадемуазель… Немного медленнее, прошу вас… Засвидетельствуйте мое почтение вашей бабушке…»
Тосканини спросили, почему в составе его оркестра никогда не было ни одной женщины.
– Видите ли, – ответил маэстро, – женщины очень мешают. Если они красивы, то мешают музыкантам, если безобразны, то еще больше мешают мне.
– Интересный ли был вчера концерт?
– О, чрезвычайно! Исполняли ораторию Генделя «Мессия»!
– А что это такое, собственно говоря, оратория?
– Подожди, сейчас я тебе объясню. Вот, к примеру, если бы я сказал тебе: «Дай мне сигарету!» – это еще не оратория. А вот если я тебе скажу: «Дай, дай, о дай же мне, о дай сигарету, – рету, – рету, сигареточку, о дай мне сигарету, сигаретину да-а-а-й!» – вот это уже оратория.
Дирижер оркестра получает после концерта записку: «Я не ябеда, но вон тот рыжий детина с усами бьет в барабан только тогда, когда вы на него смотрите!»
– Папа, а что такое опера?
– Ну, как тебе объяснить. Это, когда один человек убивает другого, а тот, перед тем, как упасть, долго и громко поет.
К Шаляпину, выходившему после спектакля из оперного театра в Копенгагене, пробирается сквозь толпу поклонников изысканная, но вместе с тем весьма дородная дама.
– Господин Шаляпин? Я баронесса Унтергутен. Будьте так любезны громко-громко позвать моего шофера Кароля!
Ф.И. Шаляпин обычно крестился перед выходом на сцену. Однажды во время представления оперы «Мефистофель» к рабочему сцены подбегает его внук:
– Деда, деда, я только что черта видел! Он перекрестился и ушел.
– Э-э-э, внучек, это же театр. Здесь чего только не бывает! Вот недавно в кулисах лебедя трахали, и то ничего.
В студии одного из художников шел спор о том, что такое настоящее искусство. Шаляпин в споре участия не принимал, а слушал молча. Через некоторое время он вышел незамеченным. Вдруг дверь мастерской открылась, на пороге стоял Шаляпин.
– ПОЖАР!
Поднялась паника, а Шаляпин присел к столу и как ни в чем не бывало заметил:
– Вот это и есть настоящее искусство, а то, о чем вы спорили, – сущие пустяки.
Из интервью с Ф. Шаляпиным:
– Что для вас было самым трудным, когда вы учились петь?
– Оплата уроков…
Знаменитая итальянская певица Катерина Габриелли запросила у Екатерины Второй пять тысяч дукатов за два месяца выступления в Петербурге.
– Я своим фельдмаршалам плачу меньше, – запротестовала императрица.
– Отлично, Ваше императорское величество, – отпарировала Габриелли, – пусть Ваши фельдмаршалы вам и поют.
Императрица уплатила указанную сумму.
Полицейский стучит в дверь. Хозяин спрашивает:
– Что вам нужно?
– К нам позвонили, что вы тут издеваетесь над Бетховеном.
– Ты знаешь, я написал музыку для этой комедии за десять дней!
– Вот это да! Видно, тебе здорово пришлось потрудиться!
– Да не скажу, что очень. Ведь до меня уже здорово потрудились Чайковский, Брамс и Бах!
– Какая разница между хорошим хормейстером и плохим? – спросили както у Роберта Шоу.
– Хороший хормейстер держит партитуру в голове, а плохой – голову в партитуре.
Во время гастролей в Москве, в Большом, Герберт фон Караян, желая придать звуку трубы возможно большую отдаленность, посадил первого трубача на галерку. Однако в нужный момент вместо звонкого сигнала раздался совершенно неприличный отрывистый звук. Дирижер не растерялся и подал знак второму трубачу в оркестре, который и сыграл требуемый сигнал. В антракте был скандал:
– Что вы наделали! Вы чуть не сорвали мне всю увертюру!
– Простите, – смущенно пробормотал трубач, – но едва я поднес трубу к губам, как вбежала пожилая билетерша и стала вырывать ее у меня из рук со словами: «Как тебе не стыдно, мерзавец, ведь дирижирует великий Караян!»
Один скрипач, отправившийся на постоянное место жительства в Израиль, внезапно решил покинуть историческую родину, объясняя свое решение тем, что уже два раза был обстрелян арабами.
– Что ты говоришь? – удивился его приятель-пианист.
– А я никогда не предполагал, что арабы так хорошо разбираются в музыке!
Приезжий знаменитый дирижер должен был впервые выступать с местным симфоническим оркестром.
– С чего он начнет, как вы думаете? – спросили оркестранта.
– Не знаю, что он там задумал, но мы собираемся играть седьмую симфонию.
Зал филармонии. Начинается вечер. Обьявляют:
– Шестая симфония Шестаковича! Исполняет…. На заднем ряду:
– Ну видишь… Сколько можно было одеваться, пять симфоний пропустили!