Чертовщина какая-то! В помещении явно никого не было, если не считать Виталия Борисовича. Не мог же он сам с собой разговаривать! Забавно, — подумал товарищ Шумный, а может, сегодня день особый? Он где-то читал: случаются дурные дни, когда не только все валится из рук, так и голоса странные мерещатся. Однако Виталий Борисович — атеист, человек, трезво смотрящий на события окружающего мира. Поэтому, чтобы лишний раз данный факт подтвердить, чихнул и достаточно уверенно задал вполне логичный вопрос.
— До которого часа?
Ответа не последовало.
Виталий Борисович еще раз чихнул, влажность, похоже, была почти стопроцентная. Хотя как она может быть сто процентной? Это уже, простите, иная среда, водная, и обитают в ней существа пускай разумные и млекопитающие, но никак не homo sapiens.
Следующая мысль, что родилась в голове у товарища Шумного, в конечный пункт назначения попасть не успела — не до того. Потому как внимание на себя обратил уже стул, стоящий у стола. Этот стул непонятным образом скрипнул и отодвинулся в сторону. Отодвинулся самостоятельно и без какого-либо вмешательства извне!
Если положить руку на сердце и честно признаться, Виталий Борисович не поверил своим глазам. Пусть тебе мерещатся голоса, но когда самостоятельно начинает двигаться стул!
Табельного оружия, что выдают сотрудникам правопорядка, у милиционера при себе не было. Осталось в сейфе — согласно последнего приказа оружие разрешалось держать в кабинете, а не у дежурного. Да если и был бы пистолет! В кого прикажете стрелять? В стул?
— До трех часов, — раздался голос, — перерыв у нас до трех часов.
Виталий Борисович облизал неожиданно пересохшие губы и приготовился к дальнейшему развитию событий — расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.
Стул еще раз двинулся, уже значительно дальше и замер, как впрочем, и Виталий Борисович. Он сидел словно находился под воздействием гипноза или иного магического воздействия и ждал.
Глаза были обычными — то ли серые, то ли зеленые, но не голубые и не красные. У чертей, если верить хроникам тех, кто вступал с ними в контакт, глаза либо красные, либо голубые. У этого, еще раз скажем, самые обыкновенные. И смотрели они на Виталия Борисовича без какой-либо агрессии или вызова.
— Ты кто? — спросили глаза.
— Шумный я. Виталий Борисович Шумный.
— Шумный, тебе русским языком объяснили: перерыв у нас, понимаешь? Обеденный перерыв, с двух до трех.
В следующее мгновение раздался грохот, что происходит, когда со стола падает какой-нибудь предмет — книга, например. А книга и упала — огромная, как прежде говорили, амбарная шлепнулась на пол. Виталий Борисович непроизвольно перевел взгляд, и тут же увидел, как из-под стола кто-то вылез — мужик какой-то.
— Тьфу! — сказал товарищ Шумный и вытер вспотевший лоб.
— Чего — тьфу? Я же твоей бабе объяснил.
— Какой бабе? Что объяснил?
— Что за народ! — возмутился мужичок. — Вам же сказали: только в пятницу. Не могу я сегодня! Заявку оформили? Нет! Садись и оформляй.
Мужчина тяжело вздохнул, потянулся… и вновь полез под стол.
— Эй! — Виталий Борисович хотя и соображал, однако явно недостаточно. И только глянув под стол, он, наконец, понял.
Два огромных слесарных ключа, небольшая лужа и кусок тряпки подсказали, с кем он имеет дело.
— Авария, — произнес товарищ Шумный. Произнес скорее для себя, нежели для нового знакомого.
— Гнилые трубы, — раздался голос, — и у тебя, наверно, тоже гнилые. Ты с Колхозной?
— Нет, я не с Колхозной, я с Пролетарской.
— Разницы никакой, — не вселяя надежды, заверил слесарь. — Этим трубам место в истории, в книжкам им место. Гайку тронул — работы на день. Ее, заразу, уже ничем не сдвинуть. Ни ключом, ни матом… пошла, сволочь!
Раздался скрежет металла, от которого засосало под ложечкой.
— Так что, только в пятницу и только во второй половине дня, ближе к вечеру.
— Мне сегодня.
— Ты чего! Слепой? Возьми глаза в руки… сегодня ему! Да у меня нарядов… мужичок выругался, — сами, видишь, бедствуем.
— Я по другому поводу, из милиции я.
Скрежет прекратился.
— У вас тоже потекло?
Виталий Борисович вздохнул.
— Не потекло, у меня другой вопрос. Вы в ЖЭКе давно работаете?
— Без малого лет пятнадцать.
— Участок свой хорошо знаете?
Мужичок все же вылез, при этом со стола упала еще одна книга, на которую он также не обратил внимания. Более того, задвинул ее носком сапога куда прочь.
— Это меня весь участок знает, — не без гордости заявил он и сунул в рот сигаретку, — из милиции?
Виталий Борисович кивнул и для наглядности вытащил мокрую корочку.
— А я думаю, что за Шумный? У меня на фамилии и числа отвратительная память. Никого не помню, даже день рождения жены не помню. А чего его помнить? Сама подскажет. День рождения у кого? Вот пускай и помнит. Участок? Знаю, а как же, ты у людей спроси.
— Меня интересует…, — и Виталий Борисович назвал улицу и номер дома.