ANENERBE

— Тринадцать бэ? — повторил мужичок и выпустил едкое облако. Дым оказался не только едким, но и густым. Синяя пелена зависла в воздухе, как по осени туман на болоте. Именно данное сравнение неожиданно пришло в голову младшему оперуполномоченному районного отделения внутренних дел, и Виталию Борисовичу захотелось в лес. Попрыгать по кочкам, уходящим из-под ног, глотнуть прокисший запах сгнивших и поваленных деревьев и, конечно, наклониться и сорвать сочную красную ягодку, затем еще, чтобы наполнить ладошку и отправить ее в рот.

— Тринадцать бэ? — повторил мужичок и выплыл из тумана, — как же знаю, только этого дома нет.

Странное происшествие с еще более странными последствиями

Александр Николаевич со скромной и не режущей слух фамилией Кузнецов представлял собой самого обыкновенного гражданина. Ростом он был среднего, черты лица имел правильные, ни толстый и ни тонкий, правда, с возрастом появилась некоторая упитанность, что бросалась в глаза только в бане, когда скрыть от общественности свой живот уже невозможно. Характером Александр Николаевич обладал удивительным — к нему тянулись люди. Все, кто так или иначе имел счастье встретить его на жизненном пути, тянулись. Досадным исключением являлись супруга и сын Павлик. Зоя Константиновна перестала тянуться лет так десять назад, возможно, устала, а возможно, по другой, скрытой для непосвященного причине стала холодна и даже высокомерна. Вероятно, близкие люди часто обладают одним малоутешительным качеством: они прекрасно осведомленны обо всех тайнах и даже знают, что видимые достоинства и вовсе не достоинства, а тонкая, в высшей степени талантливая игра. Любимого увлечения у Александра Николаевича не было, ну чтобы в театр или на рыбалку, хотя когда-то любил почитывать, интересовали его книжки. Но какие! Не детективы или на плохой конец исторические романы. Любил Кузнецов побродить вместе с автором по лесу, заглянуть в богатый растительный мир, природой полюбоваться, послушать пение лесных птах. Однако данное увлечение также внезапно исчезло, как и появилось, оставив в памяти несколько живописных картинок и, как оказалось впоследствии, не напрасно. Сын Павлик — нескладный юноша со свойственным молодости набором проблем — представлял постоянную головную боль для родителей. Учиться отказывался и слушать взрослых тоже. Жил в своем непонятном мире и никого туда не допускал. Александр Николаевич по данному поводу не волновался и советовал супруге следовать его примеру, мол, придет время, и все образумится.

Жизнь каждого из нас — сложный и не всегда понятный маршрут, с извилистыми поворотами, спусками и подъемами. Однако для Александра Николаевича это была скорей все же дорога, местами грунтовка, но большей частью ровная и асфальтированная. Какой асфальт в России — знают все, привыкли, поэтому и Кузнецов считал, что прошагал он по жизни вполне достойно и без каких-либо усилий. Тут же напрашивается вопрос — а как ему это удалось? Родителей, кто часто является опорой для своих отпрысков на многие годы, у Саши не было. Мать-то и отец были — кто-то же должен был принять непосредственное участие, чтобы состоялся его выход в свет. Но какие это родители, если бедняге пришлось не только самостоятельно шагать, но и учиться вставать на ноги в буквальном смысле слова. Когда именно Александр Николаевич постиг альфу и омегу бытия, когда проник в тайну успешной борьбы с человечеством, не столь важно. Важно, что он самостоятельно открыл для себя закон, вывел его без уравнений и математических формул. В высшей степени похвально для того, чей забег по жизни начинался далеко не в равных условиях. Однако к чему столь пристальное внимание к персонажу, который и проявить себя должным образом не успел? Вероятно, на то имеются веские причины, а торопить события не в наших правилах.

Очередной будний день, каких у каждого найдется предостаточно, начался вполне буднично — с обыкновенного завтрака. Хотя и здесь скрыт глубокий смысл, некая интрига. Что может быть необычного в чашке кофе, бутерброде или овсяной каше? Может. Потому что на завтрак Александр Николаевич предпочитал хорошую тарелку наваристого и сытого борща, приготовленного по всем правилам кулинарного искусства накануне вечером. А кашу — перловую или овсяную — Кузнецов ел как раз перед сном, но не менее чем за четыре часа — железное правило, которое он старался не нарушать. Завтракал Александр Николаевич следующим образом: доставал из шкафчика свою любимую тарелку, отрезал два кусочка ржаного хлеба, баночку сметаны и… медитировал. Отсылал в космос отрицательные заряды и принимал положительные. Затем подводил краткий итог прожитым дням, намечал ближайшие перспективы и пути их реализации. Борщ на плите к этому времени уже подавал признаки и сигнализировал, что уже готов. Однако Кузнецов не спешил — он никогда не спешил, ни в детстве, ни в юности. И тем более сейчас, когда спешить в общем-то уже некуда, если не на тот свет.