Остаток дежурства прошел в тревожном ожидании и не менее тягостном раздумье. В призраков и иную нечистую силу Кирилл Гаврилович не верил, поэтому возникшие сомнения бедный сторож свалил на разыгравшееся воображение, хотя дальнейшие события заставили по-иному взглянуть на прошедшую ночь. Бегать по этажам и выключать лампы не входило в прямые обязанности, как и объясняться с Савушкиной.
Как только Маргарита Петровна заступила на свой боевой пост, так сразу пришла в ужас. Одной из черт характера скромного библиотекаря, которой женщина в определенной степени гордилась, была педантичность и аккуратность. То, что увидела Савушкина с утра, и в самом деле повергло ее шок. Многие книги занимали на полках явно не свое место, и только слепой не заметил бы, что в них копался чужой. Кто может отважиться на столь дерзкий поступок? Кто остается в библиотеке на ночь? Кто имеет беспрепятственный доступ? Маргарита Петровна была о стороже неплохого мнения, если сказать более точно — вообще никакого. Какое может быть мнение, если все знакомство ограничивается дежурными фразами?
— Кирилл Гаврилович! — именно так начала Савушкина, вложив в слова все свое возмущение. А чтобы более точно передать чувства, повторила: Кирилл Гаврилович!!!
Сторож повернул голову, и Маргарита Петровна едва не забыла продолжение своего дальнейшего выступления.
Когда человек проводит беспокойную ночь, об этом не трудно догадаться, глянув на его лицо. Если это лицо пожилого человека, какая-либо ошибка исключается.
— Вы не заболели?
— Не знаю, — честно ответил Кирилл Гаврилович, — может, и заболел, а может, давление. Чувствую себя паршиво. Вы что-то хотели спросить?
— Скорее, попросить. Если вы читаете по ночам книги, убедительная просьба — возвращать их на место.
— Я ничего не трогал, — заверил сторож, — я даже к ним не прикасался. Не до того было, не до книг. Бегал всю ночь напролет и гасил лампочки.
— Какие лампочки?
— Обыкновенные — настольные. Не успею одну выключить, другая загорается, и так всю ночь.
— В моем отделе горели?
— Горели. Три раза пришлось выключать.
— Странно.
— Это вам странно, а каково было мне?
— А как же они сами загораются? — спросила Маргарита Петровна, явно сбитая с толка. — Вы, думаете, это он? Потерявшийся посетитель, мы его вместе искали. Нужно срочно поставить в известность руководство.
— Давайте не будем спешить, все наши аргументы вызовут смех, да и только. А меня еще и с работы попросят!
Кирилл Гаврилович сказал и испугался. Не тогда ночью испугался, а сейчас. Его же действительно могут уволить! Кому нужен сторож — ротозей?
— Давайте не будем спешить, — повторил он, — и вместе подумаем.
Вечерний визит
За дверью никого не было, если только этажом ниже. Однако и глянув в пролет, Виталий Борисович никого не увидел. Горелик высунул мордочку, испуганно вращая глазами.
— Никого!
— А кого, собственного говоря, вы хотели увидеть? — поинтересовался Алексей Митрофанович, все еще не решаясь выйти на лестничную площадку.
— Того, кто был в вашей квартире, — произнес товарищ Шумный и еще раз глянул в пролет. И тут едва не произошла трагедия — Виталий Борисович даже почувствовал поток воздуха, который его охватил со всех сторон. И себя он увидел — лежащего с разбитой головой лицом вниз!
— Осторожней!
Какие-то миллиметры отделяли оперативника от неминуемой гибели или всего лишь мысль — неуловимое и страшное мгновение. И Клавдию Степановну он увидел — как она вскрикнула и отравилась в полет, смешно дрыгая ногами.
— Ну что?
Виталий Борисович все еще находился там — в полете, только на сей раз он еще что-то чувствовал, а вот что именно — не понял, не смог разобраться.
— Говорите, лицом вниз?
— Кто лицом вниз?
— Мужчина в сером плаще.
— Да, я же вам рассказывал, — Горелик все же осмелел и вышел на лестничную площадку, после чего заглянул в пролет. — Полагаете, он тоже?
— Не знаю… пока не знаю. Скажите, как давно вы здесь живете?
— Всю сознательную жизнь.
— А кроме Клавдии Степановны других случаев не было?
Каких случаев? — Алексей Митрофанович понял тотчас.
— Не припоминаю, стариков-то в доме не осталось, может, они бы и сказали. А кто сейчас скажет? Всякое возможно… — и Горелик испытывающее посмотрел на Виталия Борисович.
Как он шлепал по мокрым тротуарам, как пришел в отдел, товарищ Шумный не помнил — в голове сидел один и тот же вопрос. Сережа что-то спрашивал, он что-то отвечал и продолжал думать. Покойник определенно был. Там в подъезде на первом этаже был покойник!
Озарение. Кто не слышал, а может, и не испытывал неподвластные разуму, подобно ослепительной вспышке открытия? Посещающие столь неожиданно и, главное, — необъяснимо. Словно кто-то невидимый на мгновение позволяет заглянуть за грань и тут же перед носом захлопывает дверь, опасаясь, что допустил чудовищную ошибку — позволил непозволительное!
Виталий Борисович вскрикнул, как будто это он падал в пролет, судорожно дергая ногами. И жизнь пронеслась перед глазами — миф, о котором так любят говорить, и вовсе не миф, а правда.
— Из библиотеки звонили, — сказал Сережа.