ANENERBE

Колдуном оказался низенький старикашка с козлиной бороденкой — многие товарищи тут же разочаровались. Савченко — тот даже потрогал колдуна, несильно ткнул своим наганом. И ничего не произошло — колдун как стоял на месте, моргая глазами, так и остался стоять, лишь качнулся и поправил очки.

— Ну, ну, — говорит Никита Назарович, бросая неодобрительный взгляд на своего подчиненного, — мы о чем с тобой битый час беседовали? Затем обращаясь к колдуну:

— Товарищ академик, простите за несвоевременный визит, однако, как вы понимаете, меры предосторожности не помешают.

— Какие меры? — не понимает старикашка.

— Предосторожности, враг — хитер и коварен. Пальтишко набросьте и шарфик, у вас есть шарфик?

— Какой шарфик? Вы кто?

— Простите, товарищ академик, — извиняется Никита Назарович, — люди обычно нам на слово верят, если только уж крайне сомневающиеся, а документ имеется, как нам без документа, мы же не бандиты какие-нибудь. Вот он — документ.

Достает и протягивает бумагу.

— И шапочку какую-нибудь, чтобы от ангины. Савченко, погляди там у них в прихожей шапочку.

— Эта пойдет? — минуту спустя кричит Савченко и протягивает предмет явно из дамского гардероба.

— Савченко! — Никита Назарович сердится, — какую-нибудь — не значит женскую! Они же мужчина, как они в дамской шляпке на прием пойдут? Нет, Савченко, ты у нас все же дурак.

Товарищи улыбаются.

— Прочитали? А тут и читать нечего — печать, подпись — все законно. Вы, товарищ академик, не волнуйтесь — доставим в лучшем виде. Внизу таксомотор дожидается, и галстучек набросьте или в карман суньте — потом повяжете, как вам хочется. А вы, — Никита Назарович повернулся к родственникам, — не переживайте. Ложитесь на здоровье и продолжайте спать. Ничего с ними не произойдет, как отвезем, так и привезем. Поговорят они с кем надо, может, и чая предложат.

Едут обратно — трясутся на ухабах и молчат.

Ефим сидит рядом с колдуном и чувствует, как тот дрожит. Волнуется старикашка, это хорошо — все волнуются, даже когда обходительно и с уважением. Волнения еще больше, потому как уважение заслужить нужно, черт знает, чем обладать, чтобы вот так, чтобы серьезные люди, чтобы на машине… и культурно. И вдруг Ефиму нравится быть обходительным, просто так — для разнообразия, для смены обстановки — он же умеет и слово доброе сказать и взгляд поощрительный бросить.

— Все будет хорошо, — негромко говорит он колдуну и понимает: сегодня сделал доброе дело — никого не убил.

Знакомый дом — все окна горят, светятся в ночи, полыхают, подсказывая, что здесь никто и никогда не спит.

Дверь, лестница — идут уже троем: Ефим, Никита Назарович и колдун. Поднимаются и останавливаются. Изучающий взгляд сверху вниз.

— Башмаки, — говорит Никита Назарович и Ефим убегает. Возвращается с тряпкой, быстро вытирает колдуну ботинки — объяснять и ждать нет времени.

— Хорошо, — Никита Назарович поправляет свою фуражку и стучится в дверь.

Через минуту выбегает, слегка взволнованный.

— Проходите, — подсказывает он и бросает Ефиму, — быстро в машину!

Бегут вниз, ныряют в автомобиль и вновь мчатся.

— Дурак! — говорит Никита Назарович, — какой я дурак! Затем Ефиму: а ты куда смотрел?

Тот же дом, подъезд — летят наверх. Быстро — через две ступеньки, прыгают, а вместе с ними и сердечко тоже прыгает, колотится, готовое выскочить наружу.

— Портфель, — кричит Никита Назарович, врываясь в квартиру, — какой портфель? А мне откуда знать! Его портфель с бумагами! Быстро!

Ищут портфель — бегают по комнатам и переворачивают все вверх дном. Ефим тоже бегает — гремит сапогами и ругается. Несутся вниз и вновь через две ступени. На душе уже легко: и потому что вниз, и потому что с ними портфель.

— Расслабился, — вытирая пот, говорит Никита Назарович, — первый раз в жизни расслабился. Тысячу раз прав! Товарищ Ягода тысячу раз прав: нельзя нам расслабляться. Расслабление — смерти подобно. Ты чего ему на ухо шептал?

— Я? — удивляется Ефим, — ничего, честное слово, ничего.

— Будем считать, мне показалось. Это у нас Савченко идиот, а ты, Ефим, не идиот. Понимаешь? Кто-то должен мозгами шевелить?

— Шевелю, — отвечает Сидорчук.

— Плохо шевелишь, — укоризненно качая головой, говорит Никита Назарович, — документы забыли! На кой нам нужен этот колдун — сказки слушать? Я и сам могу сказки, и ты — можешь, любой идиот может, Савченко, и тот можешь. А документ есть факт! От документа не отвертишься. Написал — будь любезен ответить. За каждое слово, буковку, точку поставил — будь любезен объяснить, а почему ты ее поставил? Почему здесь, а не в другом месте? Понял?

— Понял, Никита Назарович, — соглашается Ефим.

Сименюк смеется — скалит в темноте зубы.

— Он понял, а я — нет! Выходит, Савченко прав, не один он дурак. Колдун! Да какой он колдун — старый дед плешивый! И взять с него нечего — дома шаром покати, ни одной вазочки, а вместо люстры — лампочка весит. Что же он все эти годы делал? Академик, я тебе скажу, это как генерал. А у генерала жалование, ординарец и экипаж у парадной. А у этого? Калош и тех нет! Портфель?

Никита Назарович тряхнул потрепанной сумкой.