Англия. Глазами воронов

Что мне действительно не нравится, так это однобокое представление о воронах. Английский писатель Эдмунд Спенсер, между прочим, родившийся и выросший неподалеку от Тауэр-Хилл, написал длинную-предлинную поэму «Королева фей», в которой вороны описываются как «ненавистные посланцы небес»: «Вокруг летали вороны и совы, / Кричать о новых бедствиях готовы»^[85]. На мой взгляд, это отличная иллюстрация ограниченного понимания воронов в английской литературе. (Мог ли Спенсер видеть воронов в Тауэре? Профессора средневековой и ренессансной литературы, дайте мне знать.) У Шекспира полно воронов, но и он склонен использовать их в качестве предзнаменований смерти и роковой судьбы. В «Макбете» леди Макбет говорит: «С зубцов стены / О роковом прибытии Дункана / Охрипший ворон громко возвестил»^[86]

. В «Юлии Цезаре», когда Кассий представляет свое поражение, то видит, как «И вороны и коршуны взамен их / Кружат над нами и на нас глядят / Как на добычу»^[87]. И так далее, и тому подобное.

К счастью, порой встречаются исключения. Ирландский писатель Шон О’Кейси ближе всех подходит к правильному восприятию воронов и врановых в целом, когда в книге «Зеленая ворона» (The Green Crow) пишет, что «Корви – веселый парень, несмотря на свой чернильно-черный плащ». Точно подмечено, мистер О’Кейси.

Некоторые авторы – подлинные любители врановых. За время работы в Тауэре я принимал у себя многих из них, и все они, по той или иной причине, изучали воронов, а я всегда поражался их знаниям и увлеченности птицами. Например, Джордж Р. Р. Мартин. Когда я знакомил его с Тауэром, он стремился максимум времени проводить с воронами, но я бы сказал, что любые сходства между нашими птицами и воронами в «Игре престолов» совершенно случайны. Мне часто приходится отвечать на вопросы посетителей, которые интересуются, не три ли глаза у наших птиц. И нет, я никогда не видел ни одного ворона, у которого их было бы три. И нет, они не

доставляют письма.

Многие писатели держали птиц семейства врановых в качестве домашних питомцев и компаньонов. У лорда Байрона была ручная ворона, хотя, по правде говоря, у него кого только не было – собаки, обезьяны, павлины, куры, орел и даже медведь. Ворон жил у поэта Джона Клэра. И у Трумена Капоте, чьего ворона звали Лолой. Капоте подробно написал о Лоле в эссе, впервые опубликованном в 1965 году, где сообщил, что она любила прятать различные предметы в его книжном шкафу за полным собранием сочинений Джейн Остин, в том числе «зубной протез […], давно потерянные ключи от машины […], массу денежных купюр […], старые письма, мои лучшие запонки, резинки, ярды веревок и шнурков», и «первую страницу рассказа, который я бросил писать, потому что не мог найти его первую страницу». Для меня подобные вещи маловероятны, поскольку тауэрские вороны, в основном, склонны прятать по углам мышей и недоеденные кусочки крыс. Однако Капоте был литератором, и его ворон вполне мог оказаться как-то по-особенному литературным. Либо так, либо он все это выдумал.

Самые известные вороны обитали у английского писателя Чарльза Диккенса. Диккенс несколько раз упоминает Тауэр в своих романах. Семейство Квилпов из «Лавки древностей» живет на Тауэр-Хилл. Дэвид Копперфилд приводит Пегготи в Тауэр на экскурсию. А в «Больших надеждах» Пип и Герберт проплывают мимо Тауэра, когда пытаются увезти Мэгвича на лодке по Темзе. На этом, признаюсь, мои познания о произведениях Диккенса заканчиваются, но когда дело доходит до воронов, я могу категорически заявить, что он отлично знал своих птиц.

История о воронах Диккенса хорошо известна. В январе 1841 года великий автор написал своему другу о новом романе, над которым он тогда работал. Идея романа состояла в том, чтобы главный герой «всегда появлялся в компании с ручным вороном, который знал бы гораздо больше, чем он сам. С этой целью я изучал свою птицу и, думаю, мог бы создать в итоге очень необычный персонаж». И такой очень необычный персонаж создан в «Барнеби Радже», пятом романе писателя. Действие происходит во время антикатолического восстания лорда Гордона 1780 года. У героя, именем которого назван роман, есть говорящий ворон по кличке Грип, который сопровождает его везде, куда бы он ни отправился. (Здесь, в Тауэре, у наших Гриппов в имени всегда была лишняя буква «п», причины этого я не знаю, но склонен подозревать канцелярскую ошибку.)

Возможно, я ошибаюсь из-за узости мышления, но, на мой взгляд, Диккенс считается гением вовсе не потому, что написал столько книг или часто выступал перед публикой, а потому, что совершенно точно описал каждую деталь, связанную с воронами. Он описывает крик Грипа как «хриплый и такой глухой, словно голос исходил не из горла, а откуда-то из-под его пышного оперения», и по-моему мнению, именно там зарождается голос ворона. А как он описывает походку Грипа? Точно так же наш Грипп ходит сегодня! Почему Диккенс сумел понять все это, а другие авторы видели в воронах исключительно символы?