В тот самый миг, когда Гриффитс и его двое констеблей снова отправились в путь по Гренфелл-Хай-Роуд в коляске, запряженной самой быстрой лошадью, что им удалось раздобыть, мистер Крейвен вышел из оцепенения и стал оглядываться вокруг. Однако на сей раз его пробуждению предшествовало не оцепенелое сидение в кресле, а скорее беспокойная дремота. Именно несколько бессвязных восклицаний, изданных пожилым джентльменом во время этого тревожного сна, и заставили Лавди написать свою записку, а потом украдкой выбраться из кабинета и отправить ее.
Находясь в дальнем конце дома, Лавди не имела ни малейшего представления о том, чем закончилось утреннее происшествие. Она лишь заметила, что у Хейлса, как обычно принесшего пятичасовой чай, весьма раздраженное выражение лица. Когда дворецкий поставил на стол поднос, чашки звякнули, и Лавди расслышала, как слуга бормочет, что «он приличный человек и к такому не привык».
Не прошло и полутора часов, когда мистер Крейвен внезапно очнулся и, дико озираясь, спросил, кто заходил в комнату. Лавди ответила: дворецкий приносил обед в час дня и чай в пять, а после этого никто не заходил.
– Нет, это ложь, – резким, неестественным тоном сказал мистер Крейвен, – я видел, как он шнырял здесь, этот плаксивый, вечно канючащий лицемер, и вы, должно быть, тоже его видели! Неужели не слышали, как он лепечет этим своим дребезжащим старческим голосом: «Хозяин, я знаю вашу тайну!»? – Мистер Крейвен оборвал себя на полуслове и снова начал дико озираться вокруг. – Эй, что, что?! – вскричал он. – Нет, нет, это неправда, Сэнди мертв и похоронен! По поводу его смерти проводили дознание… И мы все расхваливали его, будто святого.
– Должно быть, этот Сэнди был дурным человеком, – сочувственно сказала Лавди.
– Да, вы правы! Вы правы! – воскликнул мистер Крейвен, вскочил и схватил ее за руку. – Если кто-то из людей и заслуживал погибели, так это он. Тридцать лет он держал дамоклов меч над моей головой, и вот наконец… О чем это я?
Он взялся за голову и снова без сил рухнул в кресло.
– Вы совершили какой-то опрометчивый поступок, когда учились в колледже, а он знал об этом, верно? – спросила Лавди. Она намеревалась выяснить как можно больше, коль скоро слабый рассудком мистер Крейвен был склонен к откровенности.
– Именно! Я имел глупость жениться на непорядочной девушке, официантке, и Сэнди был на свадьбе, а потом… – Его глаза снова закрылись, и бормотание стало неразборчивым.
Минут десять он, полулежа в кресле, бормотал что-то себе под нос, и единственными словами, которые Лавди могла разобрать, были «скулёж» и «стон». А потом мистер Крейвен вдруг медленно и четко, словно отвечая на прямой вопрос, промолвил:
– Один хороший удар молотком – и дело сделано.
– Я бы очень хотела взглянуть на этот молоток, – сказала Лавди. – Он хранится у вас где-то под рукой?
Мистер Крейвен широко открыл глаза и хитро посмотрел на нее.
– Какой молоток? Я не говорил, что у меня есть молоток. Если кто-то говорит, будто я сделал это молотком, он лжет.
– О, вы два или три раза рассказывали мне о молотке, – спокойно ответила Лавди. – О том самом, которым убили Капитана, вашу собаку. Я просто хотела взглянуть на него, только и всего.
Хитрый блеск погас в глазах старика.
– Бедный Капитан! Такой умный пес! Так о чем это я? На чем мы с вами остановились? О, я вспомнил: тем вечером мне не давали покоя базовые звуки. Вы там были? А! Не были, я вспомнил. Я весь день пытался провести параллели между звуками, которые издают скулящая от боли собака и стонущий человек, но ничего не выходило. Эта мысль преследовала меня, куда бы я ни пошел, я не мог больше ни о чем думать. Если оба этих звука – базовые, у них должно быть что-то общее, какая-то связь, которую я не в состоянии уловить. И тогда мне пришло в голову вот что: коль умный, хорошо воспитанный пес вроде моего Капитана в момент смерти искренне, изо всех сил заскулит, не будет ли в его предсмертном крике чего-то человеческого? Какой-то нотки, которая приблизит его скулеж к стону? Такую идею следовало проверить. Если я смогу дополнить свой трактат столь важным выводом, это стоит дюжины собачьих жизней! И я вышел в освещенный луной сад… А, хотя вы и сами все об этом знаете, не так ли?
– Да. Бедный Капитан! Он скулил или стонал?
– О, он скулил, громко, протяжно и мерзко, как обычная дворняга. Я мог и не трогать его, толку от этого не было. Но так вышло, что другая тварь распахнула окно, стала подсматривать за мной и спросила противным надтреснутым голоском: «Хозяин, что вы здесь делаете так поздно?»
И мистер Крейвен снова рухнул в кресло, прикрыв глаза и бессвязно бормоча.
Лавди ненадолго оставила его в покое, а потом задала еще один вопрос:
– А эта… другая тварь… Она скулила или стонала, когда вы ударили ее молотком?
– Какая тварь? А, старый Сэнди… Он упал на спину… О, я помню, вы говорили, что хотите увидеть молоток, при помощи которого я заставил замолчать его старый болтливый язык, – хотите, да?