Английский дивертисмент

5. ООН и НАТО стали стороной в конфликте. Это осложнит переговорный процесс. Сараево, чувствуя поддержку, ужесточит свою позицию по модальностям мирного плана.

Бонсор слушал, иногда для проформы соглашался, но все больше чувствовалось, что американцы отстраняют своих союзников от принятия решений.

15 июля 1995 г. В ответ на мусульманское наступление в Боснии и Герцеговине, включая вылазки из так называемых безопасных районов, сербы захватили один из них, Сребреницу. Устраивают там, во всяком случае так описывает здешняя печать, зверства. Послушал радио, почитал газеты, потолковал с чиновниками – все они отчаянно антисербские, забывают совершенно про мусульман.

Отдельные голоса, что идет гражданская война и там все хороши, глохнут в общем хоре.

Боснийские сербы устроили в Сребренице резню, которая дорого им обошлась. Мало кто вспоминает, однако, о провокациях босняков.

Британское правительство заняло позицию более-менее благоразумную. Следуя давней английской привычке, предлагают в пику французскому премьеру Шираку (он обвинил англичан, что те потворствуют сербам, как Чемберлен потворствовал Гитлеру в 1938 году) провести в Лондоне совещание.

Собирают министров иностранных дел, обороны и начальников генеральных штабов вовлеченных стран, включая Россию.

По дороге из театра – прекраснейшее «Лебединое озеро» в исполнении Кировского, хореограф давний знакомый Олег Виноградов – услышал по радио в машине эту новость. Несмотря на позднее время, нашел Бориса Малахова, нашего пресс-атташе. Ему подтвердили в МИДе: да, действительно, такое предложение Мэйджор сделал.

Английское посольство в Москве имеет поручение информировать об этом российскую сторону. Настоял на документальном подтверждении, и нам быстро прислали факс с заявлением, который Борис перегнал мне на дачу (оснастил я ее все же техникой).

На этом, казалось, можно было успокоиться – сделают англичане. Но я-то по опыту длительной работы в Центральном аппарате знал, что зарубежным посольствам непросто выходить на наше ведомство. Попросил Малахова переправить английское предложение в Москву. Мои догадки подтвердились: британское посольство с нашим МИДом связывалось долго и сложно; в итоге о предложении англичан министр узнал из нашего сообщения.

Потом мы добавили отсюда еще телеграммой по существу вопроса, советник Калинин с утра работал с Малаховым (оба впоследствии вышли в послы).

Это на тему дипломатической технологии.

Козырев прилетел на конференцию вместе с Грачевым, я встретил их плохими предчувствиями: англичане, видимо, под давлением США отошли от своей первоначально неплохой позиции.

Наверное, сказывается то обстоятельство, что ушел Хэрд с его джентльменским подходом. Нынешний Рифкинд все-таки жульничает, как это ни печально констатировать. В переполненной, неудобной длинной галерее Ланкастер-хауса Мэйджор начал свое выступление с весьма воинственных нот.

В общем-то, можно было догадаться, что для англичан самое важное Горажде, где находится их 300-численный отряд. Они фактически согласились с американским тезисом: если сербы пойдут на Горажде, по ним будут нанесены такие удары, которые им ранее не снились.

Кстати, американцы вновь отказались давать на боснийскую войну вертолеты. Берегут свои жизни. Кое-кто в нашей делегации подал «идею»: не предложить ли нам свои, для транспортировки англичан и французов в Горажде. Это было бы для сербов тяжелым ударом. «Идея» не без моего участия отпала.

Если верить англичанам, они хотели ограничить предупреждение сербам только районом Горажде. Им удалось в псевдозаключительном документе, на самом деле в заявлении председателя конференции перед журналистами, упомянуть лишь его. США, однако, сразу же стали давать более широкую трактовку.

Одновременно американцы и немцы всячески тормозят мирные усилия международного посредника шведа Бильдта, хотя тот довольно энергично взялся за достижение договоренностей.

Российские министры высказывались против силовых приемов, против бомбежек, за политическое решение. Козырев говорил об этом более мягко, Грачев более определенно. Единственно, не было проявлено стремление поставить точки над i, когда зачитали то, с чем должен будет выступить Рифкинд. Козырев начал рассуждать, что на слух у него не хватает интеллектуальных способностей вникнуть в документ. Единственная его оговорка была, что он не в полном смысле консенсусный.