Анизотропное шоссе. Путеводитель по дорогам, которые выбирают

— А вы сами, дяденька, не видите? — Умник руками разводит — вот, мол, погляди.

Гляжу.

Не вижу.

— Стекол, что ли, в домах нет? — угадать пытаюсь. — Или двери с петель слетают? Так Стекольщик не успевает переставлять, а Столяр не успевает навешивать. Дойдет и до этого места черед.

— Не дойдет, дяденька, — говорит Умник. — Умирает наш город. Потому и нас так мало становится. Скоро совсем исчезнем.

Вот тебе раз.

Вот тебе два.

— Ты, Умник, — говорю вкрадчиво, успокаивающе, — перегрелся на солнышке. Ничего с городом не случится. Как появился он, так никуда не исчезнет, ты об этом у Башки спроси. Он про город все знает. Даже про твою Красную Кнопку и Экстренный Вызов знает.

— Знает, — соглашается Умник. — Я в первый раз про них от головы и услышал.

— Как это? Ты рассказывай, но и не отвлекайся, мусорок-то в баки отвози, не стопори работу.

Обнаружил Умник, что Башка во сне разговаривает. Для меня новостью стало, что Башка все-таки спит, а то он любит с надменной мордой на всякое твое словцо поминать: я, мол, и день и ночь не сплю, все о благе нашего дорогого города думаю. Но, видать, так крепко думает, что про то и во сне болтает. Много всякого Умник из его ночной болтовни узнал, но в одно время как переклинило Башку — ночи напролет только и толкует: «Не трожь Красную Кнопку, не трожь Красную Кнопку!» Умник и просек — грозит этой самой Красной Кнопке какая-то опасность, кто-то ее все тронуть, обидеть пытается.

Так? Да не так.

Дальше — больше.

В библиотеке всякого хлама полно свалено. В свое время Башка учудил — заставил меня из мусора старые книги вытаскивать и в библиотеку приносить. Есть, видите ли, в них какая-то ценность! Он бы еще кирпичи битые попросил не в утилизаторы бросать, а ему под окно складывать, надпись составляя: «Башка — умен». Но мое дело городской голове подчиняться, я и носил. На свою и его голову, как вышло. Вот в таком хламе Умник и отыскал Руководство.

— Вот, дяденька, посмотрите, — и достает из-за пазухи что-то ободранное. — Здесь все написано. Понимаете? Все!

— Даже как мусор побыстрее убирать? — интересуюсь, намекая, мол, поболтали, но пора и честь знать — работа не ждет.

— А это, — говорит, — дяденька, и не мусор вовсе. Это город наш так умирает. Поэтому скоро здесь ничего, кроме мусора и не останется.

— Вот и хорошо, — говорю, в болтовню его не вникнув. — Значит еще больше трудиться будем. Надо бы тебе по такому случаю хоть каких-то насадок приладить. Сегодня же с Механиком поговорю, есть у меня в заначке целехонький набор, ни разу еще не приспособленный… Постой, — дошло до меня, — о какой еще такой смерти толкуешь? У нас в городе никто почти не умирал, а ты такое про город говоришь? Город, если хочешь знать, это… это… город! Мы все в нем однажды проснулись, а как до него жили, так об этом лучше и не поминать! А ты говоришь… а ты…

Сам от себя не ожидал. Будто и не я это вовсе, а Башка в меня вселился — он у нас мастер на такие представления, как затеет речь на общегородском собрании, так хоть аплодируй, хоть реви, а можно и то, и другое сразу.

— Так здесь написано, — Умник книжкой трясет. — Это те случаи, когда требуется немедленно Красную Кнопку отыскать, да Экстренный Вызов послать.

— Вот этого Экстренного Вызова я там и не видел, — чешу затылок совком, и даже язык прикусить не успел.

— Где, дяденька, где? — и вокруг меня скачет.

Осаживаю его. Видишь, говорю? И вдоль проспекта показываю. Что тротуары, что проезды, что скверики, что площади. Мусор на мусоре сидит, битым кирпичом подгоняет. И берет меня сомнение. Умник хоть и Умник, с него взятки гладки, но что-то в последнее время и впрямь работы прибавилось. Раньше бывало я к полудню освобождаюсь, а все вокруг блестит и сверкает, только утилизаторы сыто белый дым отрыгивают, дневную норму переваривая. А теперь? Стыдно кому сказать — ничего не успеваю! До самого вечера расчищаю, а получается освободить только пятачок, где все наши в основном и селятся. А утилизаторы? Чем-то черным отхаркиваются и жаром пышут. Несварение у них.

— В общем, так, — говорю, — будет тебе твоя Красная Кнопка, только когда солнце зайдет и работать не сможем. Все равно туда раньше являться смысла нет, — и опять язык прикусываю, так как почти все Умнику и сказал, но тот, похоже, меня не дослушал, за тележку схватился и к жерлу утилизатора побежал, вонючие дымные кучи отрыжки огибая.

Вот ведь дурак я мусорный, не воспринимал Умника всерьез. Ну, покажу ему Красную Кнопку, ну, увидит он ее, может, даже обнюхает, оближет — кто его знает, чудилу, а потом и новый день наступит, он еще чего-нибудь в старой книжке вычитает, на что посмотреть захочет.

И пойдет у нас работенка! Загляденье. Прям как сейчас. Я и не заметил, как мы до того места добрались, куда я и забыл, когда добирался. Мусорища — во! У меня аж совок и метла задрожали от предвкушения. Не смотри, что пропылились мы так, хоть в музей вместо статуй, зато любо дорого на нашу работенку посмотреть.