Анхен и Мари. Выжженное сердце

– Докладывайте, – кивнул дознаватель.

– Письмо-с, – сказал городовой, протягивая ему сложенную и запечатанную бумагу.

Господин Громыкин открыл послание и быстро пробежал его глазами.

– М-да. Опять загадка, – сказал он. – Письмо сие от адвоката. Он извиняется, что не может приехать. Пишет, что консультацию господину Колбинскому даст завтра.

– Что за консультацию? – спросил делопроизводитель.

– Неизвестно, – округлил узкие глазки рыжебородый дознаватель. – Сударыня, Вы собирайтесь. Собирайтесь, да. С нами поедете.

– Вот ты и поедешь на каторгу! Туда тебе и дорога! – продолжал нападки Степан. – И адвокат не поможет.

– Я ни в чём невиновата! – запротестовала Ольга, но городовой уже подталкивал её к выходу.

* * *

Когда Анхен добралась до дома, она в изнеможении опустилась на стул и позволила сестре напоить себя чаем с пирожками. Голубая керосиновая люстра освещала прямоугольный стол, от угла изразцовой печи шло уютное тепло – немного протопили на ночь. Как же приятно было оказаться дома после всех этих убийств, драчливых подозреваемых, краж, таинственных ночных бричек. Просто оказаться дома. Анхен улыбнулась и прикрыла глаза на минуту. Правда, долго так сидеть не удалось. В ногу уткнулся сухой нос.

– Джоконда! Девочка моя, – сказала Анхен и погладила крольчиху по лбу. – Мама гостинцы тебе принесла. Целый мешок самой сочной травы. Такой травушки во всём Петербурге не сыщет никто. Только за городом могут так травы расти.

– Неужели ты, и правда, видела труп? – спросила Мари и, найдя глазами-васильками икону Пресвятой Богородицы, стоящую в красном углу, перекрестилась. – Ну, ты и смелая, сестрица, скажу я тебе. Я бы точно лишилась чувств от сего зрелища.

– Не смелая, а глупая. Удумала тоже, трупы малевать. Нет чтобы красоту нарисовать какую, природу там, сенокос али херувима, – ворчала себе под нос Акулина, поднося к столу варенье.

– Не просто видела я труп, а нарисовала оный с разных сторон. Хочешь, покажу? – спросила художница, не слушая старую служанку, и потянулась к сумке с блокнотом.

Мари в это время подливала чай сестре в фарфоровую чашку – остатки прежней роскоши.

– Упаси Господь! – воскликнула она, чуть не расплескав горячий напиток, и опять перекрестилась. – Ну, душегуба хоть поймали? Нашли его?

– Не его, а её. Всё сходится на том, что мужа погубила Ольга, – доложила Анхен, раздумывая, брать ли третий пирожок. А он, румяный и ароматный, так и манил её к себе.

– Ольга?! Не может быть! – воскликнула Мари, поправила сползающие на кончик носа очки и встала.

В глазах сестры полыхнуло васильковое зарево.

– Да, да, подружка твоя с гнильцой оказалась, с червоточинкой. Недаром её я сторонилась, – сказала Анхен и всё-таки взяла третий пирожок. Не устояла перед соблазном.

– Она невиновата! – воскликнула Мари и заметалась по комнате. – Как же такое возможно? Нет!

– Во-во, и подозреваемая уверяла всех, что невиновна. Но кто же ей поверит, если улики её выдают?

– Какие ещё улики? – спросила Мари, останавливаясь перед сестрой.

– Завещание прятала она под платьем. Завещание составлено в пользу пасынка. Со стола убитого украла его она, – ответила Анхен, запивая пирожок чаем.

Мари пододвинула к себе стул, развернула его и села рядом с сестрой. Выхватила из её рук фарфоровую чашку с остатками чая и убрала подальше. Анхен ничего не оставалась, как тоже развернуться лицом к Мари.

– Давно это было. В позапрошлом учебном году. Помнишь, была у нас Леночка Федотова? – спросила Мари.

Анхен непонимающе посмотрела на неё.

– Выпускница?

– Да. Так вот. Её опекал старший брат. Очень приятный молодой человек, – сказала Мари и слегка покраснела.

– Не продолжай. Ты втрескалась по уши и вздыхала по нему три недели перед Рождеством? – вспомнила художница.

– Фу, Анхен! Как ты можешь использовать такие вульгарные выражения?! – возмутилась Мари и добавила с достоинством. – Я просто была им очарована.

– Ну и…? – ждала продолжения Анхен.

– Ну и… не заметила, как… взяла расчёску у Леночки, – наконец выдавила из себя Мари и густо покраснела. – Голубым лаком покрытую. С инкрустацией.

– Украла, – подытожила Анхен.

– Я ничего не могла с собой поделать. Право слово! – Мари опять встала и заходила по комнате. – Как наваждение! Как помешательство!

– Стибрила, – добавила Анхен.

– Помнишь, маменька водила меня к доктору? Он сказал, что клептомания будет возвращаться в периоды волнения. Так вот. Я тогда была взволнована – он из хорошей семьи, а на нас лежит позорное пятно. Понимаешь?

– Умыкнула под шумок, – сказала Анхен, улыбаясь.

– Хватит!

– Стырила, – продолжала сестра.

– Замолчи!

– Ладно, не ори как ямщик на загнанную лошадь, – смилостивилась Анхен и спросила. – Но почему не помню я историю сию?