Стекло приятно холодило воспалённые, слегка подрагивающие руки. Адвокат сделал ещё один глоток, но жажда не проходила.
– Влюблен я был. Понимаешь? Может быть, впервые в жизни. Понимаешь? – горячился господин Колбинский, носясь по кабинету из угла в угол. Только пышные усы его развивались.– Такое вещество во мне бродило, как пьяный ходил.
Трость с серебряным набалдашником он позабыл оставить в передней и теперь размахивал ею при каждом удобном случае, даже не замечая сего действа. От этого мельтешения господина Цветкова подташнивало.
– Влюблён, так терпи, коли женился. Что же ты, брат, так кидаешься из стороны в сторону – сказал адвокат, морщась.
– Терпеть?! Клим Иванович, друг дорогой, да как ты можешь такое мне предлагать?! Ни за что! Я. Хочу. Развод, – твёрдо произнёс директор гимназии, останавливаясь перед креслом хозяина кабинета. В серых навыкате глазах таилась сила и страсть.
– Ну что такое произошло, что ты так решительно настроен? – спросил адвокат.
Господин Колбинская опять начал мерить кабинет нервными шагами. Хозяин кабинета с тоской смотрел на него. Клим Иванович всех клиентов называл друзьями – так легче расположить их к себе. На самом деле друзей у него никогда не было. Его лучшим другом был гонорар. И точка.
– Она мне изменила! Тварь! Змея подколодная! Да с кем? С этим ничтожеством.
У господина Цветкова начинала болеть голова – он не поспевал следить за перемещениями друга-рогоносца по кабинету. Вчера он недурно посидел в ресторации с подзащитным – отмечали победу в суде. Впрочем, сейчас он сожалел о вчерашнем чрезмерном возлиянии. Сильно сожалел.
– Да, Бог мой! Прости ты её, и живите дальше.
– Ни в коем случае! Больше того. Я хочу, чтобы она страдала, – сказал господин Колбинский, и его лицо озарила странная улыбка. Скорее, ухмылка. Хищный оскал.
Климу Ивановичу стало немного не по себе, но он нашёлся.
– Давай так договоримся. Ты сейчас поедешь домой, отдохнёшь, поспишь, остынешь, а завтра я к тебе приеду, смородиновой с тобой выпьем, посидим, поговорим, и тогда уже решим спокойно, взвешенно, без этой вот горячки. Договорились, друг мой?
– Как скажешь, – нехотя согласился директор гимназии и тотчас же откланялся.
Анхен отдёрнула руку. Она ещё не совсем справлялась с этой своей особенностью, но уже начинала к ней привыкать. Художница моргнула, и воспоминания адвоката, страдающего от тяжёлого похмелья, исчезли. Она стояла напротив господина Цветкова. Побывав в его воспоминаниях, госпожа Ростоцкая даже почувствовала головную боль и сухость во рту.
– Знаем мы всё. С женой господин Колбинский развестись хотел, – заявила Анхен напрямик, облизывала сухие губы.
Иван Филаретович уставился на художницу, слегка приоткрыв рот – откуда мы
это знаем? Адвокат опустился в кресло и посмотрел на ищеек снизу вверх, надменно задрав небритый подбородок. Госпожа Ростоцкая и делопроизводитель тоже присели – на диван.