Анхен и Мари. Выжженное сердце

– Фёдор Осипович, барышня хотела как лучше, – хотел было заступиться господин Самолётов, но начальник жестом остановил его.

Дознаватель одёрнул жилет под клетчатым пиджаком, пригладил бороду и усы, подошёл к глупо улыбающейся барышне и протянул ей руку.

– Во-вторых, хвалю. Славно Вы её раскололи. Славно. Откуда узнали, что она была у него дважды?

– Подумалось просто, что захотела она после скандала с ним поговорить, – сказала госпожа Ростоцкая, пожав плечами. – Женская интуиция.

Она слегка задрала нос – её похвалил начальник! Господин Громыкин же крякнул и повернулся к делопроизводителю.

– Остаётся вопрос. Вопрос, да. Кто из них врёт? А?

– Ну, это же ясно, как Божий день, что учитель выкручивается, как уж на сковородке, – удивился господин Самолётов.

– Это ещё доказать надо. Да и вдове веры нет. Сколько уже разов лгала сердечная, юлила.

– Оба врут. Но никто из них не убийца, – уверенно сказала расхрабрившаяся Анхен.

– Всё! Довольно! Анна Николаевна, если Вам удалось разговорить подозреваемую, это ещё не значит, что можно теперь встревать в разговор и размышления начальства. Ясно Вам?

Дознаватель сам чувствовал, что версия с вдовой и её любовником проваливается, но услышать её от нахальной барышни, да ещё в таком тоне, был не готов. А ведь господин Орловский по головке его не погладит, если не увидит обвиняемых на скамье подсудимых. Может, и погладит, но только кавалерийской саблей по шее.

Фёдор Осипович прошёл к своему столу, но не сел, а остановился у арочного окна, вглядываясь в уличную мирскую суету. Многочисленные экипажи и пешеходы торопились по своим житейским делам.

– Знаете что? Езжайте-ка вы, молодые люди, сызнова к дому учителя. Поспрошайте там про вдовушку. Может, видел кто её? Поспрошайте, да, – распорядился он, не оглядываясь.

– А если не видел никто её там? – спросил делопроизводитель.

– Тогда извозчиков надобно поискать. С их помощью она добиралась туда, – вставила обиженная, но несломленная Анхен.

Господин Громыкин и господин Самолётов удивлённо на неё посмотрели – откуда знает про извозчика? – но спрашивать уже не стали.

Петербургская окраина выглядела потрясающе – аккуратные купеческие домики выстроились вряд, зелень ещё бушевала листвой, привнося в картину скудной северной природы краски, по чистому тротуару прогуливалась, как по Невскому проспекту, благообразная старушка в чепце.

– Вон та дама с собачкой явно с нами поделится чем-нибудь ценным, – предрёк господин Самолётов, выходя из экипажа и моментом оценивая обстановку.

– Вы полагаете? – усомнилась малоопытная в опросах населения госпожа Ростоцкая, выглядывая из кареты.

Старушка в вечернем прогулочном туалете чинно шагала, никуда не спеша. Рядом с ней бежала беленькая болонка и повизгивала, радуясь самому факту прогулки.

– Уверен, как поп в судном дне. Взгляните, как внимательно она нас рассматривает. Такие дамы – находка для полиции. Mon plus grand tresor! Сокровище!

Иван Филаретович помог Анхен спуститься, и они также чинно, как и старушка, прошлись по тротуару и подошли к гуляющей.

– Какой чудесный пёс! – воскликнул он и приподнял край шляпы, последний писк французской моды. – Моё почтение, мадам. Могу ли я его погладить? Обожаю таких собак.

– Можете, конечно, но это девочка. Жули, – разрешила старушка, благосклонно собрав морщинистый рот гузкой.

– Ах, прошу прощения! А Вы часто здесь гуляете? – продолжал расспрашивать полицейский, присаживаясь, чтобы погладить собачку.

Жули засуетилась, повизгивая.

– Вы не подумайте чего плохого. Мы из полиции.

– Каждый день гуляю. Мне доктор моцион прописал.

– А в понедельник Вы тоже здесь гуляли?

– Это вы насчет учителя что ли спрашиваете? У которого обыск был? – уточнила она, поправляя сбившийся чепец.

– Про него самого, – кивнул господин Самолётов, вставая. – Днём в понедельник Вы никого не видели у его дома?

– Извозчик подъезжал – видела. Дама красивая вышла из пролётки и в дом к учителю вошла – видела. Недолго была. Мы с Жули до конца улицы дойти не успели, как она вышла из дома, опять извозчика поймала и уехала. Бедняжка! Не знаю, что он ей наговорил, только вся в слезах она от него выбежала.

– Раньше эта заплаканная незнакомка тут бывала? – спросил чиновник сыскной полиции.

– Не знаю. Не видела, не буду Вам лгать. А только не жена она учителю. Это точно.

– Приезжала дама сия или нет? Будьте так любезны, взглянуть, – попросила Анхен, показывая портрет арестованной Ольги Колбинской.

– Она самая! – воскликнула старушка, испугав хорошенькую Жули.

– Уверены? Зрение хорошее у Вас? Не подводит? – спросила напрямик, без экивоков художница. – Это для нас важно очень.

– Лучше Вашего вижу. Пойдём, дорогая, – фыркнула бабуля, дёрнула любимицу за поводок и торжественно удалилась.

– Зря Вы так! – бросил Иван Филаретович коллеге и побежал за обиженной дамой.

Вернувшись через пару минут, он пожурил Анхен, что чуть не вспугнула возможно важного для следствия свидетеля.

– Ясно одно – господин Кожелюбов врёт, как сивый мерин, – подытожил делопроизводитель.

Госпожа Ростоцкая в этом нисколько не сомневалась.

* * *