Анна Предайль

По мере того, как он приближался к бульвару Сен-Жермен, торговцы картин и антиквариата уступали место продук­товым магазинам. На углу улицы Бюси перед лотками тол­кались домохозяйки. Казалось, в мире вдруг не осталось никого, кроме женщин, озабоченных тем, как накормить свою семью. Сосредоточенные лица, зажатые в руках сум­ки. На перекрестке грузовики образовали пробку. Пьер мед­ленно брел по тротуару среди шумной толпы. Из большого молочного магазина пахнуло ароматами всех тридцати ше­сти сортов сыра, которыми здесь торговали. В нем пробу­дился голод. Он принялся припоминать деликатесы, словно за его плечом в ожидании заказа стоял, склонившись, метрдотель. Как давно они с женой не были в ресторане! Первая оста­новка — булочная. Он купил длинный батон свежего хлеба. Если бы с ним была Эмильенна, она уж непременно отщип­нула кончик и сгрызла хрустящую корочку. Она любила вот так пожевать чего-нибудь до обеда, точно еда станови­лась вкуснее, если она ела не в установленные часы. За столом она отказывалась от вина, а через минуту брала у него бокал и выпивала. Сколько раз по воскресеньям они обходили вместе магазины на этой улице! И всякий раз под конец заглядывали к цветочнице. Эмильенна покупала боль­шие охапки полевых цветов. «Куда так много! — говорил он. — Что ты будешь с ними делать? » Дома она молча, проворно расставляла всю эту уйму цветов по вазам. И в квартире внезапно расцветали радостные краски весны, ле­та, осени. А эта ее страсть к бриджу! Они часто собирались по воскресеньям то у себя дома, то у Клардье. Расставляли два, а иной раз и три стола. И с обеда до вечера сидели за картами. Случалось, играли даже до поздней ночи, прогло­тив холодный ужин между двумя партиями. Эмильенна не любила проигрывать, хотя никогда не считала денег. Чело­век она по натуре была безалаберный, но раз в месяц при­нималась наводить в доме порядок. И после этого ничего не могла найти.

В рыбном магазине оказалась уйма народу. Пьер стал в очередь. Взгляд его скользил по множеству рыб, разложенных рядами, — бледное брюхо, круглый глаз, разинутый рот. Горластые продавцы с красными руками орудовали среди них. Дама, стоявшая перед Пьером, купила уже приготов­ленные для духовки раковины Сен-Жак. Он незаметно рас­сматривал ее. Высокая, стройная, элегантная дама, с пе­пельно-седыми волосами, в брюках и бежевой куртке. У нее был удивительно тонкий профиль. Из магазина она не вышла, а словно выскользнула.

— Ваша очередь, мосье, что угодно?

Пьер вздрогнул и поспешно заглянул в бумажку.

— Филе соли и дораду.

Затем он купил кофе, салату, бутылку минеральной во­ды и бутылку вина. Но не мог все это забрать. И пожалел, что не взял сумку. Хлеб у него разломился пополам. Тор­говец вином, посочувствовав, дал ему картонку. Выйдя на улицу, Пьер наткнулся на женщину в бежевом брючном костюме, купившую раковины. Незнакомка проплыла перед ним, величественная и ко всему безразличная.

Он вернулся домой, нагруженный покупками, с мок­рым, вспотевшим лбом. На площадке третьего этажа он вдруг подумал, что мог бы купить немного цветов для Эмильенны, но в уличной суматохе эта мысль не пришла ему в голову. А сейчас вот ключ не достать в кармане. Весь изо­гнувшись — одно плечо выше другого, — он тщетно шарил и шарил. В конце концов пришлось положить пакеты на пол — иначе не открыть дверь.

— А у нас доктор, — сказала Луиза.

— Как! — воскликнул Пьер. — Он же собирался зайти не раньше двенадцати!

Он постучал в дверь спальни — по обыкновению слегка, еле слышно. Ему ответил голос Эмильенны, на удивление ясный и бодрый:

— Входи!

Она всегда оживлялась во время визитов врача. Доктор Морэн, сидя за маленьким столиком, выписывал рецепт. Это был человек еще молодой, но в очках, с утомленным лицом, обрамленным белокурыми бакенбардами, и с наме­чающейся лысиной. Эмильенна находила — бог знает по­чему, — что он потрясающе «породист» и обладает огром­ным обаянием.

— Зачем ты выходил? — спросила она, пока он пожимал доктору руку.

— Купить продукты для обеда.

— Что за странная идея!

Она сидела в постели, накинув на плечи белую шерстя­ную шаль, и смотрела на него таким пронзительным взгля­дом, что он почувствовал, как краснеет. Вот уже тридцать пять лет она читает все его мысли. Но она улыбнулась, и у него сразу отлегло от сердца.

— Доктор, — сказала она, — мы пригласили на обед друзей во вторник. Смогу я, по-вашему, встать?

— Да, конечно, мадам, — сказал врач. — Почему бы и нет?...

— Но только не отменяйте, пожалуйста, уколов. Они мне так облегчают жизнь!

— Не беспокойтесь.

— Когда вы снова зайдете?

Она говорила мелодичным, слегка приглушенным голо­сом. Ее исхудавшее больное лицо освещала жалкая кокет­ливая улыбка. Провожая доктора Морэна, Пьер спросил в прихожей:

— Вы действительно думаете, что она сможет встать во вторник?

— Откровенно говоря, нет, — ответил врач. — Но если ей захочется, ни в коем случае не мешайте. Пусть встанет, хотя бы на пять минут.

Пьер был совершенно сражен, хотя и не ожидал иного ответа.