Этот период жизни вспоминался с благодарностью. Ну кому еще повезет избавиться от алкоголика, да еще чтоб сам ушел? Да чтоб назад просился всего год? А как повезло с имуществом, которое не пришлось делить потому, что его попросту не было!
В общем, каждый остался при своем: он – при своих убеждениях и столь ценимой свободе, а Амалия при родительской комнате в коммунальной квартире с собакой и с бесценным опытом семейной жизни.
– Сейчас, ворюга, мы с тобой гулять пойдем, – пообещала она и пес замахал метелкой-хвостом.
Неожиданный телефонный звонок прервал сборы.
Глава 2
Амалия не любила неожиданные звонки так же, как не любила и неожиданные визиты, полагая, что ничего хорошего от них ждать не приходится. Хороших сюрпризов в ее теперешней жизни было мало.
– Как дела, подруга? – прокричала на там конце провода вечно жизнерадостная Машка.
– Да ничего, помаленьку, – улыбнулась Амалия.
– Ну, ты как там, справляешься?
– А чего мне будет-то?
– Ну, я так спрашиваю, думаю, может мы с тобой в кафе какое-нибудь сходим?
– Ой, мне что-то не до кафе сейчас. Я вчера перечаевничала, и теперь, как всегда «после вчерашнего», у меня морда в зеркало не влазит. Нет, оно конечно хорошо для очередей в бистро, в смысле, разгонять их такой физиономией, но твоя блестящая репутация и имидж будут испорчены безвозвратно.
– Совсем не влазит? – развеселилась подруга.
– Даже по диагонали.
– Подумаешь, я твою морду всякой видала, меня уже ничем не напугать. Значит я сейчас сама приеду.
К этому Амалия не была готова. Очевидно, остатки былой гордости изредка все еще напоминали о себе и предстать перед, пусть даже, лучшей подругой, в таком состоянии она не могла. И дело было даже не в «не товарном виде», а в упадническом настроении и негативном мироощущении, в котором она прибывала в последнее время.
– А Афанасий-то уехал? – поинтересовалась Машка.
– Уехал, – вздохнула Амалия. – Отпуск есть отпуск, его, понимаешь ли, нужно как-то проводить.
– Ты его на поезд посадила? А то вдруг еще вернется и со мной столкнется. Ты же знаешь, как он меня «любит».
– Нет, на поезд я его не сажала. Просто платочком помахала из окна. Знаешь, как романтично получилось? Он еще до вокзала, наверное, не успел доехать, а я уже соскучилась…
– Понятненько, – сказала Машка, – Будем надеяться, что не вернется… А из денег он тебе, извини, чего-нибудь оставил?
– Оставил. Только можно я не буду говорить сколько? – жалобно спросила Амалия.
– Можешь и не говорить, – мрачно сказала подруга. – Ладно, я сейчас приеду, – и милостиво, как только она одна умела, добавила:
– Можешь ожидать.
– Все, поздняк метаться – тетя Маша уже едет.
Джонник уже сидел у двери. Из пинцетообразной пасти свешивался поводок.
– И чтоб никаких поползновений «налево» и попыток к бегству! – грозя указательным пальцем, строго велела хозяйка. – Давно ли я тебя в божеский вид приводила?
Машка ворвалась в дом, окинула обстановку хищным взором. Глаза метали молнии, ноздри раздувались, а поза, в которой она застыла на пороге, символизировала непоколебимую решимость действовать и ринуться в бой за честь любимой подруги.
– Ну-с, – многозначительно изрекла она. – Вот, на, пока разбери, – и протянула Амалии увесистый пакет.
– А Джонник, я смотрю, опять холодильник размораживает? – кивнула Машка на открытую дверцу. – Правильно, старый ты перечник, кто-то же должен помогать маме по хозяйству. Ой, блин! Тебя опять «под Котовского» подстригли, да? – воскликнула она со смехом. – Опять во все тяжкие пустился?
«Под Котовского», то есть наголо, Джона стригли лишь в одном случае – если природа его манила начавшимся гоном, везде игрались собачьи свадьбы, вокруг было слишком много искушений, а Амалия зазевалась. И если звезды благоволили к лохматому повесе, вырывался на свободу и бежал жениться.
Бежал так быстро, как может бежать только борзая, совершенно не реагируя на крики и угрозы. Не пугал его ни хозяйский гнев, ни голодные бомжи, ни собачий триппер. Возвращался он через пару суток. Голодный, грязный, вонючий, со спутанной шерстью, не поддающейся расчесыванию. Финал всегда был один – Джона стригли почти наголо.
– Да уж, опять ретивое у парня взыграло, – подтвердила Амалия. – А это что? – спросила она, глядя на пакет.
– Что-что… а давай пожрем? – предложила Машка.
– Ты кушай, а мне не жрется что-то. Я худею.
– Знаю я твои худения, – буркнула «кормилица». – Ты худей себе дальше, худей. Будешь у нас бухенвальдским крепышом. Гайку в карман еще класть не приходится, чтоб ветром не унесло? – плевалась сарказмом Машка. – Ты уверена, что тебе язва так необходима?
– Ну серьезно, у меня жопа толстая жутко и целлюлит одолел на животе, – попыталась оправдаться Амалия. – Старческое, думаю.
– Нет, похоже за тебя взялись слабоумие и дистрофия одновременно. – Покачала головой Машка. – Это у кого и в каком месте целлюлит, интересно? И жопа?
– Ну неужели ты не видишь? Посмотри сколько лишнего! – Амалия изобразила руками что-то вокруг себя. – Афанасий говорит, что мне похудеть надо.