Анонимные грешники (ЛП)

— Я, должно быть, сошел с ума, — вздыхает он. — Конкретно обезумел, — когда его взгляд возвращается ко мне, что-то темное и решительное мелькает среди изумрудной зелени. — Открой бардачок.

Дрожащими руками я открываю его, и на меня снова смотрит серебристый пистолет. Анджело хватает его, кладя между нами на центральную консоль.

— Иди сюда.

Я в замешательстве оглядываюсь на него. Машина крошечная, и больше некуда двигаться. Нетерпение мелькает на его лице, и с едва слышным шипением он отстегивает мой ремень безопасности и одним быстрым движением сажает меня к себе на колени. Движение подобно шелку, но оно скользит по моей коже, шершавое, как наждачная бумага, заставляя меня чувствовать себя живой. Мое сердцебиение останавливается, я могу чувствовать только его удары сердца по спине. Он твердый и теплый, и то, как его мужественность окружает меня, словно смертельные объятия, заставляет меня сходить с ума.

Его пальцы касаются моего бедра, воспламеняя мои нервные окончания. Его дыхание касается моего горла. Проходит несколько секунд, прежде чем он снова поднимает пистолет и вынимает магазин, который с глухим стуком падает на пассажирское сиденье.

— Если я не смогу защитить тебя, то я научу тебя защищать себя, — говорит он. Тяжело опустив подбородок мне на плечо, он обхватывает пистолет моей правой рукой, вдавливая мои пальцы в выступы.

— Сначала доминирующая рука, — говорит он, касаясь губами моей шеи. Его ладонь касается моего бедра, когда он тянется к моей другой руке и поднимает ее, чтобы взять приклад пистолета. — Поддерживай его вес другой рукой.

Его руки оставляют мои и прокладывают нежную дорожку вверх по моим рукам, опускаясь прямо под грудь. Мои соски напрягаются, и я борюсь с желанием схватить его руку и просунуть ее в чашечку моего лифчика. Вместо этого я сжимаю рукоятку пистолета так, что побелели костяшки пальцев, и опускаюсь назад, пока не оказываюсь вплотную к нему, моя голова прижимается к его груди, моя задница прижимается к его промежности.

Его сердцебиение становится немного громче. Что-то шевелится в его брюках. Господи. Ничего, кроме тяжелого дыхания и напряжения, не наполняет машину, и хотя я чувствую, что могу умереть, я никогда не была более живой. Его руки сжимаются вокруг моих ребер. Губы касаются моей шеи.

— Как он чувствуется?

Я не знаю, говорит ли он о пистолете или о своем члене, который сейчас напрягается, чтобы проскользнуть между моими ягодицами.

Я сглатываю.

— Большим.

Он издает смешок, уткнувшись мне в затылок, отчего у меня по коже бегут мурашки. Опуская руки на несколько дюймов, пока они не касаются моих бедер, он притягивает меня ближе к своему телу, медленно поглаживая меня. Трение искрится, как провод под напряжением.

— Что теперь? — бормочет он, понижая голос на октаву.

Я отвечаю, выгибая спину и прижимаясь к нему. Его стон гортанный, и от того, как он вибрирует на моей шее, у меня кружится голова. Я кладу пистолет себе на колени и закрываю глаза, упиваясь каждой каплей этого восхитительного момента.

Я чувствую себя в безопасности, в тепле. Возбужденно.

Пока осознание не обрушивается на меня со скоростью товарного поезда: Это должен был быть ты.

Это должна была быть дверь Анджело, к которой я побежала, когда услышала, что Заповедник Дьявола собираются снести. Я должна была упасть на колени у его порога, должна была вписать свое имя кровью внизу

его контракта. Но судьба распорядилась так, что он оказался за океаном, и мне пришлось заключать сделку с человеком, от которого у меня кровь стынет в жилах.

Это должен был быть он. Конечно, это было бы извращенное начало нашей истории, но я знаю, просто по тому, как он заставляет мое тело пылать, у нее был бы счастливый конец.

Я открываю глаза и делаю глубокий, прерывистый вдох. Тошнота скручивает мой желудок. Позади меня Анджело замирает.

— Ещё не поздно, Сорока, — мрачно бормочет он. — Я могу прямо сейчас отвезти тебя обратно в Дьявольскую Яму, — его зубы царапают раковину моего уха. — Ты бы хорошо смотрелась в моей постели.

Мой стон слетает с моих губ, как растопленное масло. В другой жизни. Но я живу в этом мире, и в этом мире мне нужно спасти себя и своего отца. Стиснув зубы, как будто это поможет мне трезво мыслить, я беру пистолет и взвешиваю его в руках.

— Зачем ты дал мне это?

— Если он хотя бы дотронется до волоска на твоей голове, ты пристрелишь его, сбежишь. А потом ты позвонишь мне. Поняла?

Я киваю.

— Я запишу свой номер в твой телефон.

Когда я не отвечаю, он проводит большим пальцем по моему животу и тихо говорит: — Рори.

Что-то в том, как он произносит мое имя, заставляет меня посмотреть на него. Я оборачиваюсь, встречаясь с его темным взглядом. В нем мерцает что-то, чего я не узнаю.

— Я вытащу тебя. Мне просто нужно разработать план. Ты мне доверяешь?

Я прикусываю пораненную губу. С каждой секундой тишины в его глазах закипает гнев. Он пристально изучает меня, и мне кажется, что малейшая искра может заставить все напряжение между нами взорваться.