Анонимные грешники (ЛП)

У меня в ушах начинает звенеть так громко, что я не слышу остальную часть разговора. Я ныряю в нишу, пытаясь перестать задыхаться, как проклятая собака. Что, черт возьми, задумал Альберто? Меняет условия нашего контракта?

Жар пробегает по моей коже, и одинокая конфета Reese’s с арахисовым маслом у меня в желудке угрожает выйти наружу. Я знала, что мне не следовало ему доверять. Но он прав. Я никто, особенно в этом мире. Я не из богатой или властной семьи. Если он захочет подставить меня, триста долларов на моем банковском счете его не остановят. Ему и его семье принадлежат все и вся на этом побережье, никто мне не поможет.

Сквозь стук своего пульса я слышу гулкие шаги Альберто, направляющегося в сторону своего кабинета, и бросаю взгляд вниз как раз вовремя, чтобы увидеть, как он снова выходит оттуда с пустыми руками. Решение принимается за долю секунды, подпитывается гневом и решимостью. Я быстро осматриваю вестибюль, затем неуклюже сбегаю по лестнице в его кабинет. Внутри воздух насыщен запахом несвежих сигар и затхлых книг. Тяжелые шторы на эркерных окнах не пропускают солнечный свет и хранят все секреты, и хотя здесь так темно, что я едва вижу письменный стол, я не решаюсь включить лампу. Вместо этого я вслепую перебираю файлы, поднося их к носу, чтобы прочитать первые несколько строк. Я открываю ящики. Даже раздраженно бью противный сейф под столом. Ничего.

— Вынюхивание информации — это грех, Аврора.

Голос тает из тени, как масло в теплый день, приклеивая меня к месту. О, святой ворон. Заставляя себя поднять глаза, я натыкаюсь на силуэт в кресле, более темный, чем угол, который он занимает.

Анджело. Господи, почему он всё ещё здесь?

Прерывисто вздыхая, я напрягаю спину и пытаюсь скрыть дрожь в своем голосе.

— Я не вынюхиваю, мой жених попросил меня принести ему кое-что, — произношу я, пытаясь говорить беззаботным тоном. Я продолжаю шуршать бумагами, до которых мне нет никакого дела.

Половица скрипит, когда он поднимается на ноги. Я ненавижу то, насколько остро я ощущаю его присутствие, как я могу чувствовать каждый тяжелый шаг, который он делает по направлению ко мне, в своей груди, как удары барабана.

Он опирается ладонями на стол и поднимает свои томные ленивые глаза на меня.

— Правда?

Одно простое слово, заряженное, как пистолет. Я проглатываю комок в горле.

— Да.

Я переношу свой вес на одно бедро в попытке выглядеть естественно. Обычно, когда я нервничаю, я инстинктивно начинаю накручивать локон своих волос на палец, но когда я дотрагиваюсь до своих волос, меня не встречают ничего, кроме прямых прядей. Неловко, я позволяю своей руке безвольно повиснуть рядом со мной.

— Сидеть, притаившись в тёмном углу, не грех, но это все равно чертовски странно.

В его глазах вспыхивает мрачное веселье. В то время как он раздражает меня, я слегка забавляю его, и это чувство заставляет пламя раздражения ярче разгораться у меня в животе. Слегка занимательно. Как повтор ситкома, играющего на заднем плане, пока вы готовите ужин, или машущий рукой малыш в машине рядом с вами на автостраде.

По какой-то причине я хочу быть кем угодно, только не его легким развлечением. Всем, чем угодно, только не чем-то лёгким для него впринципе.

— Ты права. Это не грех. Но ты знаешь, что есть грех? — он наклоняется ближе, сокращая расстояние между нами. Мое дыхание прерывается, но я не осмеливаюсь отстраниться. Не смей доставлять ему такое удовольствие. — Измена своему жениху. Но измена Альберто Висконти с одним из его лакеев? Это желание умереть, — его взгляд опускается на мои губы, и я борюсь с желанием облизать их. — Тебе и правда нравится жить на грани, не так ли?

Его слова содержат слишком много информации, чтобы её можно было переварить. Измена с лакеем? Он, должно быть, имеет в виду Макса, и это значит… он видел нас вчера в Дьявольской Яме. И, говоря «жить на грани», он имеет в виду нашу первую встречу на утесе. Мои щеки с каждой секундой становятся всё горячее, и я чувствую, что горю и покрываюсь волдырями под палящим солнцем, но я отказываюсь убегать обратно в тень.

— Для того, кто так сильно ненавидит Дьявольскую Яму, ты часто там бываешь, — хрипло говорю я.

Он неподвижен и молчалив, пристальный взгляд скользит по моим чертам, как будто он ждет большего.

Я ненавижу то, что даю это ему.

— Альберто знает, что я провожу субботу и среду в Дьявольской Яме, а Макс — мой сопровождающий, — мой голос почти умоляющий: — Я не изменяю.

— И ты не вынюхиваешь ничего.

— Именно, я не вынюхиваю.

Я слышу шаги в холле. Они становятся тяжелее и ближе, пока не оказываются так близко, что дребезжат золотые украшения на столе между нами. Лицо Анджело покрыто сетью жестких морщин, но даже в тусклом свете я вижу, как бешено пляшет его взгляд.

— Что ж, давай спросим его самого.