Антигитлеровская коалиция — 1939. Формула провала

Время шло. Когда итальянский посол осведомился о положении дел, Потёмкин ответил: «Вполне естественно, что позиции сторон подвергаются внимательному рассмотрению, ибо дело идёт о весьма серьёзнейших взаимных обязательствах»[583].

«В ходе переговоров, — пояснял французский посол Поль–Эмиль Наджиар, — подозрение падает на того, кто предлагает слабые формулировки»[584].

Весной Форин офис отправил Уильяма Стрэнга, главу Центрального управления, в Москву на помощь Сидсу в переговорах. Стрэнг сказал Наджиару, что ему даны указания «постараться не искать точек соприкосновения с русскими. но отыграть назад уступки, уже им сделанные [ранее]»[585]. Отстаивать такую позицию оказалось невозможно, и Молотов смог добиться некоторых результатов, пусть и не во всем. Один из обеспокоенных британских министров спросил Майского, как можно скорее довести переговоры до итога. «Есть один очень простой способ, — сказал Майский полусерьёзно–полушутя. — Принять советские предложения»[586]. Британцы хотели от Молотова уступок в обмен на уступки со своей стороны. Молотов был готов пойти на них в рамках политических и военных соглашений, но совершенно не был готов уступать в ключевом вопросе — безопасности Советского Союза в Балтийском регионе.

Русские помнили поговорку: обжегшись на молоке, на воду дуют. Д. К. Уотт говорил о советской стороне: «Слишком жадные»[587]

. «Оказалось, что премьер Великобритании держал Сталина за дурака», — пишет Коткин[588]. В конце июля Франция и Британия наконец согласились на переговоры на уровне штабов в Москве. «Не могу понять, — писал Чемберлен Иде, — то ли большевики надувают нас и сами создают препятствия, то ли просто выказывают крестьянскую хитрость и подозрительность»[589].

Наджиара беспокоили бесконечно тянущиеся переговоры, и он обращался к Парижу с просьбой начать что–то делать. Он просил имеющих полномочия заключить договор, но убедить их не смог — это означало бы восстановление независимости политики Франции. Бонне хотел, чтобы всем руководили англичане, пока Франция подождёт в сторонке[590]. Майский обвинял Форин офис в «политике торможения». До него дошли сведения, что даже президент США был в недоумении от британских «методов». В Лондоне действовали так, будто правительство «занято не вопросом о заключении важнейшего международного договора, а покупает на базаре персидский ковёр: торгуется из–за каждой мелочи и прибавляет по пенсу через каждые полчаса»[591]. За обедом с Майским Ллойд Джордж высказал собственное мнение: «Чемберлен до сих пор не примирился с идеей англо–советского пакта, направленного против Германии, и под любым предлогом хотел бы от него уклониться»[592]

. Так оно и было. Чемберлен продолжал жаловаться Хильде на переговоры и обеспокоенность своих коллег из–за соглашения. «Приходится действовать осторожно, но я с таким сомнением отношусь к помощи русских, что не думаю, будто положение наше заметно ухудшится, если придётся обходиться без неё». В последующем письме Чемберлен писал: «Даже если соглашение будет подписано, триумфом это я считать не смогу»[593].

За лето Дэвид Лоу нарисовал две карикатуры, изображающие нацистских представителей в приёмной Молотова или стоящих под дверью его кабинета в ожидании, пока выйдут французские и британские дипломаты[594]. Если опасность видел Лоу, почему не могли власти предержащие в Лондоне и Париже? На самом деле угрозу видели многие. Начальники штабов беспокоились о том, что Советы могут сблизиться с Германией, и выступали за альянс. Польша не могла оказать Германии серьёзного сопротивления, необходимо было заручиться поддержкой СССР. Чемберлену такие разговоры не нравились, и он старался свести обсуждение к «политическим соображениям»[595].

Конечно, нужно было в первую очередь исходить из военных «соображений». Беспокоилась и Франция, о чем сказал Даладье на встрече с британскими министрами в Женеве в середине мая. По словам Галифакса, «он [Даладье] считал, что отношения с ними [Советами] после ухода Литвинова осложнились ещё больше, теперь их гордость задета, и они не согласятся ни на что, кроме полного равенства и взаимности обязательств.