Читаем Антоний и Клеопатра полностью

Но сердце я в Египте оставляю.

В Италии обнажены мечи

Войны междоусобной. Секст Помпей

Грозит совсем отрезать Рим от моря.

Рождается брожение в народе

От двоевластья. То, что отвращало,

Сегодня, сил набрав, влечет к себе.

Так, Секст Помпей, что изгнан был из Рима.

Отцовской славой ныне озаренный,

Становится героем недовольных.

Страна больна застоем, мнится ей,

Что исцелит ее переворот.

И есть еще причина для отъезда;

Узнав ее, спокойней примешь ты

Мое решенье; Фульвия скончалась.


Клеопатра


Хотя не по годам я легковерна,

Но все же не поверю детским сказкам.

Она скончалась?


Антоний


Да, моя царица.

Узнаешь ты, прочтя посланье это,

Какую смуту подняла она,

А лучшее ты для себя найдешь

В конце: когда и где она скончалась.


Клеопатра


Так вот твоя любовь!

А где же те священные сосуды.

Что ты наполнишь горестною влагой?

Смерть Фульвии показывает мне,

Как смерть мою когда-нибудь ты примешь.


Антоний


Не будем ссориться. Пойми меня.

Я поступлю по твоему совету.

Клянусь тебе животворящим солнцем,

Что я твоим слугой, твоим солдатом

Отсюда ухожу. Мир иль война —

Все будет так, как ты мне повелишь.


Клеопатра

(Хармиане)

Ослабь шнуровку, душно. Нет, не надо!

То вдруг найдет, то схлынет дурнота,

Как и любовь Антония.


Антоний


Опомнись,

Владычица моя, поверь любви,

Способной выдержать все испытанья.


Клеопатра


Да, Фульвия бы это подтвердила.

Ты отвернись, чтобы о ней поплакать.

Потом простись со мною и скажи,

Что плачешь, расставаясь с Клеопатрой.

Ну, разыграй чувствительную сцену.

И пусть правдоподобной будет ложь.


Антоний


Теряю я терпенье. Замолчи!


Клеопатра


Неплохо. Но могло бы выйти лучше.


Антоний


Клянусь мечом!..


Клеопатра


Да? И щитом? Недурно.

Но все же это не предел искусства.

Посмотрим, Хармиана, как умеет

Беситься этот римский Геркулес.13


Антоний


Прощай же, госпожа.


Клеопатра


О господин мой,

Позволь тебе сказать еще два слова.

Расстаться мы должны… не то, не то!

Друг друга мы любили… нет, не то!

Ты это знаешь… Что же я хотела?..

Мне память изменила, как Антоний;

Забытая, и я забыла все.


Антоний


Я счел бы, что в тебе воплощены

Все сумасбродства, если бы не знал я,

Какое сумасбродство — быть твоим.


Клеопатра


И Клеопатре нелегко носить

Так близко к сердцу это сумасбродство.

Прости. Ведь все, чем я наделена, —

Ничто, когда тебе оно немило.

Раз честь твоя зовет тебя отсюда.

Будь к моему отчаянью глухим.

К тебе да будут благосклонны боги.

Пусть лаврами венчанная победа

Твой осеняет меч, и пусть успех

У ног твоих расстелется покорно.


Антоний


Прощай. В самой разлуке будем вместе.

Оставшись здесь, уходишь ты со мной,

Я, отплывая, остаюсь с тобой.

Так в путь!


Уходят.

СЦЕНА 4

Рим. Покой в доме Цезаря.

Входят Октавий Цезарь с письмом в руке, Лепид и слуги.


Цезарь


Взгляни, Лепид, и сам ты убедишься,

Что не мой нрав зловредный мне велит

Высокого собрата порицать.

Вот что мне пишут из Александрии:

Его занятия — уженье рыбы

Да шумные попойки до утра;

Не мужественней он, чем Клеопатра,

Которая не женственней, чем он;

Принять гонцов едва он соизволил,

Едва припомнил тех, с кем делит власть.

Как видишь, он живое воплощенье

Всех слабостей и всех дурных страстей.


Лепид


Но слабости его не затмевают

Его достоинств: так ночное небо

Ночным светилам прибавляет блеск.

Скорей он унаследовал пороки,

Чем приобрел; не сам он их избрал,

Он только не сумел от них отречься.


Цезарь


Ты снисходителен. Что ж, пусть не грех

Валяться на постели Птолемея,

За острое словцо дарить престол,

С рабами пить из чаши круговой,

Средь бела дня по улицам шататься

И затевать кулачную потеху

С вонючим сбродом. Ладно, пусть ему

Простительно такое поведенье, —

Хотя кого б оно не запятнало? —

Но легкомыслием своим Антоний

Тяжелую ответственность кладет

На нас с тобой. Добро бы лишь досуг

Он заполнял безудержным развратом,

Платясь похмельем и спинной сухоткой.

Но тратить драгоценные часы,

Которые, как гулкий барабан,

Тревогу бьют о нуждах государства!

Его приструнить надо, как мальчишку,

Который, невзирая на запрет,

Забаве краткой долг приносит в жертву.


Входит гонец.


Лепид


Вот новые известья.


Гонец


Славный Цезарь!

Приказ исполнен. Вести с рубежей

К тебе стекаться будут ежечасно.

Помпей — хозяин моря; он силен

Приязнью тех, кто Цезаря боится.

Все недовольные бегут к нему.

Твердит молва: обижен Секст Помпей.


Уходит.


Цезарь


Иного я не ждал. Давно известно:

Желанен властелин лишь до поры,

Пока еще он не добился власти;

А тот, кто был при жизни нелюбим,

Становится кумиром после смерти.

Толпа подобна водорослям в море:

Покорные изменчивым теченьям,

Они плывут туда, потом сюда,

А там — сгниют.


Входит второй гонец.


Второй гонец


К тебе я с вестью, Цезарь.

Поработили море два пирата —

Менас и Менекрат. Морскую гладь

Судами бороздя, они чинят

На берега Италии набеги.

Одна лишь мысль о них кровь леденит

Приморским жителям и вызывает

У пылких юношей румянец гнева.

Корабль чуть выйдет в море — уж захвачен.

Но более, чем силою своей,

Страшны пираты именем Помпея.


Цезарь


Опомнись же, Антоний!

От оргий сладострастных оторвись!

В те дни, как отступал ты от Мутины,14

Разбитый войском Гирция и Пансы

(Хоть пали оба консула в бою),

Перейти на страницу:

Похожие книги

Человек из оркестра
Человек из оркестра

«Лениздат» представляет книгу «Человек из оркестра. Блокадный дневник Льва Маргулиса». Это записки скрипача, принимавшего участие в первом легендарном исполнении Седьмой симфонии Д. Д. Шостаковича в блокадном Ленинграде. Время записей охватывает самые трагические месяцы жизни города: с июня 1941 года по январь 1943 года.В книге использованы уникальные материалы из городских архивов. Обширные комментарии А. Н. Крюкова, исследователя музыкального радиовещания в Ленинграде времен ВОВ и блокады, а также комментарии историка А. С. Романова, раскрывающие блокадные и военные реалии, позволяют глубже понять содержание дневника, узнать, что происходило во время блокады в городе и вокруг него. И дневник, и комментарии показывают, каким физическим и нравственным испытаниям подвергались жители блокадного города, открывают неизвестные ранее трагические страницы в жизни Большого симфонического оркестра Ленинградского Радиокомитета.На вклейке представлены фотографии и документы из личных и городских архивов. Читатели смогут увидеть также партитуру Седьмой симфонии, хранящуюся в нотной библиотеке Дома радио. Книга вышла в год семидесятилетия первого исполнения Седьмой симфонии в блокадном Ленинграде.Открывает книгу вступительное слово Юрия Темирканова.

Галина Муратова , Лев Михайлович Маргулис

Биографии и Мемуары / Драматургия / Драматургия / Проза / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Документальное / Пьесы