Мир схлопнулся, уменьшился до размеров атома, даже до размеров электрона, бегущего по орбите гигантского атома. Именно такую разницу почувствовал Цветаев между состоянием разума, в котором он был, и обычным, человеческим, к которому возвращался, к которому его кто-то тянул. Мысли будто попали в вязкую древесную смолу, замедлились до скорости мышления всего лишь человека. Но зато вернулась масштабность человеческих интересов. Он вспомнил то, для чего пошел на все это, и стало так противно и стыдно. Почувствовал себя животным, что готово перегрызть глотку своему собрату ради куска пищи или самки. Пришедшее понимание перевернуло мировоззрение, возникла мысль о том, что Ковалев прав, чер-товски прав во всем. Цветаев ощущал неумолимо тускнеющую картину мира, что возникла перед ним мгновение назад, ощущал, что видел путь, не тот, который он видел до этого, а настоящий, который видит и Ковалев и который он желает приоткрыть и другим людям. И все те страхи, что бурлили раньше в голове Цветаева, показались ему такими детскими и наивными.
Наблюдавшие за экспериментом люди увидели, как в капсуле, под стеклом, белесая лужица, что осталась от тела лежавшего там человека, начала вновь принимать форму человеческой фигуры, очертания профессора Цветаева.
Артем Тютюнников
Эволюция 2.0
Земля гудит недобро, с шипением в небо выстреливают струи зловонных газов. Грунт дрожит и проскальзывает под ногами, будто в его недрах ворочается дремлющий дракон — перекатывается с боку на бок.
В защитном костюме неудобно, громоздко. Я переступил беспокойно, подошвы вязнут в бурой жиже, та постоянно в движении. Вдаль убегает странный ландшафт: то ли полузастывшее лавовое поле метров двухсот в поперечнике, то ли колоссальная коровья лепешка. Земля влажно булькает, от шагов остаются следы в десяток сантиметров глубиной. Тут и там вспухают пузыри, тотчас лопаются, из прорвавшейся оболочки выстреливает ядовито-зеленый газ.
Я ухмыльнулся: вспомнилось, как Танака назвал это место «садом камней». И что общего углядел тут хитрый японец? Ну, разве что вот это…
Повсюду разбросаны гранитные осколки, на боках поблескивают угловатые сколы. Сытыми улитками глыбы переползают с места на место, растекаются расплавленными озерцами. Горячие лужицы впитываются в грунт, потом «лава» сочится этой «водицей» в самом непредсказуемом месте. Минуты за три кристаллизуется новая каменюка.
Я вскинул голову, в высоте выгнулся искусственным небосводом идеально прозрачный купол. Сквозь наноструктурированное стекло глядит безмятежная синева, солнечные лучи льются рыжим водопадом, едва бликуют на преграде. Под сводом мечется десяток темных точек, нарезают круги и дуги над экспериментальной зоной. Поймал взглядом одного из летунов, тотчас на сетчатке выросло изображение винтокрылого аппарата: стальной блин, из верхней плоскости торчит пропеллер, еще четыре стабилизирующих винта по краям. На подвижном ободе разъезжает окуляр видеокамеры — единственный глаз «циклопа».
«Подключиться».
Аппарат тотчас скользнул вдоль купола, замер в высшей точке. Я «взглянул» его камерами с высоты птичьего полета. Повсюду булькает и бурлит коричневая кашица хаотической, разрушенной материи. Вот так сходство с экскрементами парнокопытной твари — полное.
Я попросил программу обработки выделить опорные элементы ландшафта. Изображение испещрили синие точки, две из них моргнули и сгинули, тут же невидимый маркер поставил две новые. Ага, «булыжники», распадаются и возникают снова.
Взгляд пробежал по получившейся абстракции, я с удивлением присвистнул. Камни выстроились вдоль аккуратно закрученных кривых, те сходятся рукавами спирали точнехонько к центру экспериментальной зоны. «Булыжники» сползаются к месту встречи, держа интервал, как вышколенные солдаты.
Минута ожидания, другая… Два «булыжника» исчезли. Коричневая жижа всосала их синхронно, мгновением позже два новеньких выпрыгнули из-под грунта на дальней периферии круга. Медленно набрали объем, налились массой. Дисциплинированно двинулись в общем порядке.
Отмашкой ладони сбросил видение с глаз. «Циклоп» с тихим жужжанием скользнул вдоль прозрачного свода, одноглазый дозорный вернулся к плановой вахте.
Я потоптался, бесцельно озираясь. Взгляд выцепил «булыжник» покрупнее. Глыба едва сформовалась и застыла, помедлила секунду, и общее движение повлекло ее заготовленным путем. Я с трудом высвободил ноги — внизу хлюпнуло, жижа утянула уже по щиколотку — и зашагал к каменюке. Подобрался, стукнул по поверхности кулаком. Глыба отозвалась сухим хлопком, зато я скривился от боли, — твердяк, пойдет. Разбежался неуклюже, как страус в снегах, прыжок — задница хлопнулась на гладкую макушку камня. Гордым всадником обозрел горизонт.
К комфортной езде быстро приноровился, — «булыжник» тащит покорно. С удивлением заметил, что это не камень ползет, — болотистая жижа неутомимо сокращается под глыбой, толкает вперед, как перистальтика.