Апостол Смерти (СИ)

И мне приходится искать дальше. Лестничная площадка, следующий этаж, квартира, за стёклами окон сплошная чернота, снова двери, коридоры, сжатые челюсти, косые взгляды и злость в ответ на вежливое обращение. Никто не хочет меня даже выслушать.

— Извините, пожалуйста…

— Не мешай мне жить!

— Я только хотел…

— Я живу! Убирайся!

Иду в следующую квартиру. Семья за столом резко умолкает, как только я появляюсь на пороге кухни. Один взор устремляется к потолку, другой в тарелку, третий во тьму за окном, четвёртый пронзает меня так, что в грудной клетке становится больно от обиды и страха.

Я мчусь в другую квартиру.

Господи, ну кто-нибудь! Кто-нибудь!!!

Я дёргаю дверь так сильно, что глаза режет от сильного ветра. Меня это не останавливает. Я найду! Найду!

Несусь вперёд и вдруг замираю от изумления.

Ведь я знаю эту квартиру. Я уже ходил по этому длинному коридору, бывал на этой кухне и в одной из спален. Но почему я опять здесь?

Ноги несут меня в зал. Там на мягком угловом диване сидит женщина с ребёнком на коленях. Они так крепко цепляются друг за друга, так тесно их объятие, что, кажется, им совсем нечем дышать. Лицо женщины до неузнаваемости опухло от льющихся слёз, а растрёпанные волосы седы как снег. Лицо мальчика прижато к материнской груди.

— Всё хорошо, мой маленький! Всё будет хорошо, вот увидишь! — как одержимая, чеканила женщина, гладя ребёнка по светлым волосам и спине.

— Мама, мне страшно…

— Я с тобой, малыш, мы вместе! Всё у нас будет хорошо, только потерпи, родной, потерпи…

Не в силах выдержать их боль, я плотно закрываю двери и захожу в комнату.

Находящуюся в ней девушку тоже узнаю сразу, и скорее, интуитивно. Она одета не в привычное чёрное, а ослепительно белоснежное, длинное до пят платье, и похожа на бескрылого ангела. Пирсинга нет, волосы натурального русого цвета. Здесь она настоящая. Её также душат слёзы, но, забившись в угол, она страдает в одиночку.

Её пальцы сжимают то собственные плечи, то локти, то тянутся за спину и стараются обхватить лопатки. Она вся трясётся и громко всхлипывает.

— Кто-нибудь… — бормочет она. — Пожалуйста, ну кто-нибу-у-удь!

— Лер? — еле выговариваю я, и голос дерёт мне глотку. — Лера, ты не одна.

Она вскидывает голову и обжигает меня отчаянным взглядом. Одна слеза течёт за другой, губы трясутся в истерике. Взъерошенные волосы и цепкое самообъятье придают ей сходство с душевно больной в длинной смирительной рубашке, а вот в глазах больше рассудка, чем у всех встреченных мною жильцов этого дома. И в них нет ни презрения, ни злости.

Я пячусь спиной к двери, нащупываю ручку и выхожу. Не могу так больше. Не могу… Это невыносимо!

Боюсь поднять глаза, но понимаю, что на меня смотрит и так и ждёт противоположная дверь. Она знает, что я должен открыть её, знает, что мне нужно войти. Ну что ж…

Малиновые обои на стенах согревают взор. Здесь находится застеленная бордовым пледом двуспальная кровать, на ней большие и маленькие подушки и мягкое красное сердечко с надписью «I Love You» посередине. За окном, как и везде, стоит кромешная тьма.

На краю кровати, точно скромный гость, которого здесь не ждали, сидит мужчина в пляжной рубашке и шортах. Локти его упёрты в колени, пальцы тесно переплетены, а лысеющая голова низко опущена, как в молитвенном покаянии. Дверь захлопывается за моей спиной, и мужчина медленно поднимает глаза.

В них тоже нет презрения, нет и слёз. Нет абсолютно ничего. Я смотрю будто бы в окна сгоревшего дома, где трагически погибли его обитатели, и чувствую всю въевшуюся в обугленные стены боль.

— Как вот уйти? — измученно шепчет он. — Как их бросить в этом страдании, скажи? Не могу. Я не могу их бросить, понимаешь?

— Послушайте…

— И никто не поможет!

Он опускает голову так низко, что чуть не касается лбом колена, и начинает трястись в тихом плаче.

— Помоги… Прошу, помоги им! Ведь ты можешь это сделать, раз он не хочет! — молил он непонятно кого. — Я виноват, да, это всё я, но Катя!.. Помоги же… Помоги… Лера! По… помо…

Голос его надрывается, то крепнет, то угасает, и вот, пропадает совсем. Мужчина продолжает трястись и качаться всем телом, грозясь с минуты на минуты свалиться на пол.

Внезапно мне в спину приходится такой удар, что я едва не падаю на пол. Это решительным шагом в спальню врывается майор, бегло глядит на меня, как на пустое место, и устремляет грозный взгляд на мужчину.

— Нет, — умоляюще протягивает несчастный. — Прекрати это, не надо!

— Довольно с тебя. Теперь они под моей опекой.

— Но ты… ты не понимаешь! Так же нельзя… Лера!..

— Это больше не твоя забота. Тебя уже нет, а вот я ещё здесь.

Тут из ниоткуда возникает женщина в чёрном платье. Своей тонкой длиннопалой рукой она начинает гладить мужчину по плечу и горестной голове, как заботливая мать своё дитя — столько любви и нежности в её тёплых глазах. Мужчина замирает и больше не подаёт признаков жизни, а она поднимает на меня ничего не выражающие глаза и чего-то ждёт.

Я больше не могу здесь находиться.