Игорь с нетерпением перебил меня:
— Ты влез в её жизнь, помог обрести покой совершенно постороннему для тебя мёртвому, но что получил от этого
Как ни пытался, придумать в свою защиту хоть какой-то аргумент я не смог, и Игоря опутало чувство собственной правоты.
— Помогать им нет никакого резона! Если кто-то и сможет тебя увидеть, если во всём мире у тебя будет хоть один проводник, ты должен получить от этого самую максимальную для себя выгоду. — Он кивнул на бутылку с вином. — Будешь им помогать, тебя тупо используют и забудут, а ты ещё и лишишься проводника и всего, что он может тебе дать.
— Так что же нам остаётся?!
Проявившаяся было в нём оживлённость потухла, как разряженный фонарь.
— Ничего. Выжимать из них подношения, хоть какой-то утешительный приз. И держаться друг друга, Никита. Теперь нас двое. Теперь наша участь существования в небытие должна стать… более сносной.
— Вот уж черта с два! — с жаром воскликнул я. — Я всю жизнь цеплялся за бессмысленное существование, и не собираюсь прозябать так до второго пришествия! Во всём этом
Лицо Игоря отразило смесь недоумения и гнева. Он отрывисто процедил:
— А что ты намерен делать?
— Разобраться, найти ответ! Понять, почему я был возвращён, что должен сделать, и сделать это любой ценой…
— Ты хочешь пойти
— Дальше севера не сошлют.
— Это тебе не шутки, Никита! А если она нас вернула из милосердия, из жалости? Вдруг нам суждено гореть в аду, а это наша лучшая участь, меньшее из двух зол!
— Смерть не ведает милосердия и жалости. А ад… Мы уже в нём, если ты до сих пор этого не понял. — Я решительно встал с кресла. — Не знаю, как ты, а я в нём гореть не собираюсь и намерен выбираться из этого дерьма.
Игорь долго осматривал меня обречёнными, потухшими глазами, после чего отвернул голову в сторону окна и пассивно произнёс:
— Запомни этот адрес, Никита. Пока один…
Я расценил это, как прощание, и без сожалений направился в сторону выхода.
— Сколько уже времени тебя никто не видит! — не унимался Игорь. — Почему ты уверен, что именно сейчас что-то изменится? Оставь это, Никита, отбрось упрямство! Смирись с тем, что у тебя есть сейчас, и не делай хуже… Не надо рисковать.
В смятении я не двигался с места. Я буквально физически ощущал, как мою спину и затылок полосует умоляющий и немного злобный взгляд одинокого духа, что так просто смирился со своей участью и ждёт того же и от меня.
Я обернулся и тактично, хоть и безжалостно, отрезал:
— Я всё же рискну. А ты сиди тут и довольствуйся подачками.
И покинул его временное пристанище, невольно, против сознательного желания, прокрутив в голове точный адрес.
Снег прекратил валить с серого полотна неба, ветер постепенно стих. Я забрался в машину, собирающую на остановках попутчиков, и из центрального района доехал до родного Талнаха в более или менее комфортной обстановке. Повезло, что на единственное свободное место попутки не нашлось пассажира, иначе бы пришлось в буквальном смысле всю дорогу торчать из чьего-то тела. Автобусы и маршрутки были забиты до отказа. Будний день, все возвращаются домой с работы. Жизнь продолжается.
Я домой ехать не хотел. Эта квартира не манила меня, вызывала отвращение от одного воспоминания о ней, и мне уже было всё равно, что с ней будет дальше. Это больше не мой дом.
В надежде хоть с чего-то начать обещанное Игорю «разбирательство», я пришёл к дому предводителя некромантов, но уже по отсутствию во дворе чёрного BMW понял, что явился зря. В квартиру я всё-таки поднялся, но, как и следовало, ожидать, совершенно напрасно. Демида дома не оказалось. Его тощая маленькая кошка любовалась улицей с пластикового подоконника и совершенно не ощутила моего появления. Здесь было, как обычно, чисто, уютно и невыносимо пусто, как и во всём мире.
Идти к Лере бесполезно, и пока я не стал напрасно тратить время. Без всякой цели шёл и шёл вдоль дороги, сунув руки в карманы и периодически пиная уже тающий снег. Конечно, без всякого успеха, но меня это не останавливало.
Уже довольно далеко от автовокзала я ходил по оживлённой улице, невольно просачиваясь сквозь прохожих, и прокручивал в голове разговор с Игорем.