Апостол Смерти (СИ)

Он был одет в чёрные брюки и белую рубашку с небрежно расстёгнутыми верхними пуговицами, под которыми болтался странно смятый, растянутый серый галстук. Лакированные туфли начищены до блеска. Лицо с резкими грубоватыми чертами и длинным острым носом казалось великодушным и добрым, но в глазах задорно плескались, так и требуя внимание, признаки чего-то не совсем правильного… Пренебрежение? Или, возможно, цинизм? Нет. Это было смирение с жестокой судьбой и готовность ко всем её сюрпризам.

Ухмыльнувшись одними губами, нисколько не изменив при этом выражения лица, он вновь наполнил бокал, протянул мне и притворно услужливо, как замученный ненавистной работой официант, поинтересовался:

— Ещё?

Я не шелохнулся. Сидел и смотрел на него снизу-вверх, а он так и стоял с вытянутой рукой и скривлёнными в бесцветной улыбке губами.

Я не один такой. И всё же я не мог быть один!

На какую-то долю секунды мне захотелось наброситься на него с расспросами, требовать и требовать ответы, даже если он не может мне их дать, угрожать, выбить их силой, спрашивать, спрашивать и спрашивать. Эта доля секунды прошла, наступила другая, и я покорно принял бокал. Ещё одно подобие улыбки, и мой собрат удобно — насколько позволила бесплотная оболочка — устроился на кожаном диване.

— Кто ты? — спросил я. Пить больше не хотелось.

— Тот же, кто и ты, — ровным голосом ответил он. — Никто.

— Что… с тобой случилось?

Его брови шевельнулись, как бы в удивлении.

— Я умер.

Этот ответ меня не удовлетворил. Я внимательно рассмотрел его воротник, смятый, растянутый галстук, и пришёл к заключению:

— Ты повесился на собственном галстуке. — От этого осознания что-то внутри меня неприятно ёкнуло. — Ты суицидник. Поэтому ты здесь.

Никаких признаков удивления он не проявил, но я однозначно произвёл на него впечатление.

— Почему же тогда здесь ты? — в свою очередь поинтересовался он.

Ответить мне было нечего. Покрутив в молчании бокал, дабы сосредоточиться и подготовить себя к долгому разговору, я зашёл с другой стороны.

— Может, представишься?

— Игорь, — просто ответил он.

— Никита, — не остался я в долгу, ответив с той же непринуждённостью, и тоже замолчал. Чувство, что он не столько ждёт развития знакомства, сколько анализирует моё поведение и характер, не покидало меня.

Игорь отметил, что я, хоть и в положении весьма шатком, не собираюсь распускать нюни и цепляться за него, как утопающий за тростинку, и впервые улыбнулся не только одними губами. В пустых серых глазах проявилось нечто вроде признака жизни.

— Церковная свечка тебе не поможет, Никита, как и ритуал на кладбище. Связываться с некромантами я тебе не рекомендую. А изводить себя терзаниями в церквях и вовсе глупо.

— Ты следил за мной.

— А ты бы не следил?

Без угрызений совести я проигнорировал этот вопрос и задал свой:

— А что тогда поможет? Ты, похоже, знаешь побольше моего, так проясни мне этот момент.

Игорь застыл в одной позе и так долго глядел в одну точку, что мне уже натурально становилось не по себе. Словно разговаривал с манекеном и ждал, что он действительно мне ответит. Здесь невольно почувствуешь себя немного сумасшедшим.

— Игорь?

Сдвинув брови, он рассеянно посмотрел на меня.

— Если бы я знал… я бы сейчас с тобой не разговаривал. Разве нет? — ровно, без единой эмоции проговорил он. — К тебе ведь тоже являлась она?

Я поставил бокал на стол рядом с бутылкой и аккуратно спросил:

— Женщина в чёрном платье? Кто она?

— Ты и сам это понял.

— Понял, но… — я тщательно подавил охватившее меня волнение, — но зачем она сделала это с нами? Чего она хочет?

— Когда-то самым страшным для меня было то, что я этого никогда не узнаю… А теперь я привык. Понять замыслы смерти не дано никому. Даже мы, самые приближённые её детища, вынуждены томиться в неизвестности… Я самоубийца, ты некрещёная душа, которую не поминают живые, вот и ответ на все вопросы… Нам нет места ни здесь, ни там, в загробном мире. Мы ничто. А у «ничего» нет и не может быть никакой цели.

Он говорил очень медленно, делал длинные паузы между фразами, как будто совсем разучился общаться, или, уставший от своего бессмысленного существования, настолько впал в апатию, что вынужден выдавливать из себя слова.

— И что же, — нервно усмехнулся я, — мы до скончания веков будем «ничем»? Скитаться по миру, смотреть, как проходят целые эпохи без всякой надежды на-а… на упокоение, перерождение или вроде того?

Помолчав, то ли размышляя, то ли пытаясь заставить себя говорить, Игорь с неохотой протянул:

— Может и так… Как-то скрасить это существование нам может проводник — единственный живой, кто сможет нас увидеть. У него можно попросить принести что-нибудь на могилу… или просто поболтать. Когда одиноко.

— Моя «проводница» перестала меня видеть…

— Ты не должен был вмешиваться в её жизнь, — хмуро посмотрел на меня Игорь. — Ты видишь какой-то смысл в том, что произошло, когда она перестала поддерживать с тобой контакт?

— Для себя — нет, — честно признался я. — А вот душа её умершего отца обрела покой.

— Ты к этому причастен?

— Скорее, косвенно. Если бы она меня не увидела…