Саня крутанул барашек, — струя ударила в раковину, обдав голый живот мелкими брызгами — хорошо! Парень жадно глотал воду, давился, фыркал, хотелось налиться до краев. Напился. Бросил на стол паспорт, чтобы не замочить и снова припал к живительной влаге, теперь уже головой под ледяную струю, отряхнулся, как пес, скинул бекешу и стал плескать из горсти на грудь, живот, спину. Вместе с водой понемногу возвращалась жизнь, и он уже радостно похрюкивал от холода, но приятного, бодрящего. Мокрый вроде после заплыва, дошел до своей комнаты, с ноги открыл двери, чувствуя приятную боль в пальцах от столкновения с материальным миром и, как был, повалился на икеевскую лежанку, сунув под подушку, обретенный в неравной схватке с полицейской машиной орластый трофей.
Отдохнуть без затей, как все нормальные граждане, имевшие по Конституции это право, было сейчас единственным его желанием. В предвкушении он гортанно зевнул, повернулся на бочок, но на пороге возникла Луша.
Вместо ведра в руке ее под прозрачным колпаком белела сладкая горка торта, другая сжимала пакет с чем-то продолговатым, похожим на бутылку.
— Глянь, чо принесла! Будем праздновать. Зря, что ли наряжалась. — Луша положила на стол провизию. — А ты чо такой мокрый? — Она шагнула в сторону кровати. Санек дернул одеяло и прикрылся, садясь на постель. — Да не бойся. Вона какой пугливый, будто бабы не нюхал, — хохотнула, возвращаясь к столу. — Смотрю, чашек у тебя нету. Из чего пить будем? — озабоченно осмотревшись, заключила она, вышла, но вскоре вернулась с пирамидкой пластиковых стаканов и блином тарелок в упаковке. — Надо же чего удумали. Легкие, не потекуть? — Ожидая ответа, она обернулась к Саньку, Тот только головой мотну. Стаканчики и тарелки покупал сам, но так и не воспользовался. А теперь, значит, пригодились.
— Давай подымайся. Выпьем за мое здравие, а то не успеем, Я у вас тута с самого утра. Умаялась, плясавши. — Она раскрыла торт, разъединив со щелчком части прозрачной упаковки так ловко, как Сашку никогда не удавалось, осторожно облизала пальцы, испачканные в сливках, и одобрительно качнула головой. Похоже, поломойка обжилась в привычном Питере. Оборотистая бабенка, такая нигде не пропадет, подумал Саня, стягивая джинсы с перекладины вешалки. Пока Луша отвернулась, он рывком натянул штаны и мигом замкнул молнию уже под ее взглядом. Баба только хмыкнула, скривилась, мол, чего мы там не видели, тоже мне клад драгоценный и протянула бутылку Сане — открывай.
— Откуда все? — поинтересовался, хмуро поглядывая на непрошеную гостью.
— Знамо дело из лабаза. Ихний меринжир дал. Там у них ярманка выходного дня. Конкурс вроде называется. Я частушки пела лучше всех. Хотел деньгами, я провизией взяла. Мне ваши деньги зачем. Куды мне с ними. Да я в них и не понимаю ничего. Давай, открывай уж. — За разговором Луша ловко нарезала торт и, разложив по тарелкам, придвинула к краю стола стаканчики, кивнула парню:
— Ну, чо замер? — Санька сорвал фольгу, размотал проволоку и дернул пробку. Не удержал и та стрельнула в потолок. Теплое шампанское вырвалось, окатив именинницу. Баба округлила глаза, охнула и захохотала оглушительно звонко, стряхивая с носа сладкие, липкие капли. Кофта намокла, она оттянула ее пальцами, продолжая игриво командовать: «Наливай, кулёма»!
Санек разлил шипучее по стаканчикам, незаметно для себя подчинившись напористой Луше. А она сверкала на него лиловеющим глазом, дурным и призывным. Саня зачем-то взял стакан, хотя и не пил никогда шампанского. Да вообще ничего с градусами. От пива и то нос воротил. Но тут, словно под гипнозом, опрокинул в себя приторный лимонад и протяжно отрыгнул пузырьки. Ну и дрянь, скривился он, а в животе уже разливалось ласкающее, тепло и голова стала чуть кружиться. Он даже подумал, что вот сейчас снова его забросит в проклятый Питер, но нет. Он по-прежнему сидел на привычной койке и, глупо улыбаясь, подставлял свой пластиковый стаканчик, под очередную порцию сладковатой дури. Ему нравилось это состояние расслабленности и покоя, будто его качало на теплых волнах южного моря, на котором он никогда не был. Шальная баба мягко толкнула его в грудь, он повалился покорно, все еще с блаженной улыбочкой, несомненно, идиотской и даже пошлой, глумящейся над всем чистым и светлым. Все что случилось после, Саня не помнил, словно ему отбили мозги.
С утра он обнаружил себя абсолютно голым, но что немного успокоило, в собственной постели. Бабы рядом не было. Он попытался прислушаться — квартира не подавала признаков жизни, только со двора проникала в комнату ритмичная музыка работающего мотора. Санек сунул руку под подушку — паспорт на имя Александра Невзоровича Чепухина лежал на месте. Тепленький. Парень достал его, погладил и раскрыл. Да, так и есть, его физиономия, не придерешься. Выпученные глаза смотрят убедительно и даже нагло.
Вот только, башка гудела и в желудке болталась какая-то муть, готовая в любую минуту излиться наружу. Теперь, пойди, разберись с похмелья или от другой напасти.
«Чертова ведьм!» — разозлился Санек.