Аптека Пеля

Карета заехала и остановилась. Сидевший рядом с кучером человек спрыгнул на землю и тут только парень разглядел офицера.

— Где у вас главный? Живо!

— Так спят все. Ночь. — Стало ясно, что внутри не простой идиот, а почетный. — Можете позвонить. — Санитар Венька махнул в сторону, где в окне сторожевого домика торчала физиономия напарника. — Доктор у нас в офицерском корпусе почивают.

Парень подошел к карете поближе и припал ухом к дощатой стенке фургона. Внутри слышалось бормотание.

Не прошло и пяти минут, как сопровождавший вернулся, запрыгнул на козлы и приказал погонять.

Оба санитара какое-то время наблюдали за повозкой и когда та пропала из виду, тот что постарше опустился на ступеньку, закуривая.

— Знаешь кого привезли? — присаживаясь рядом, спросил Венька безразлично, так будто там внутри кареты был не человек, а подопытная крыса.

— Неа… — пыхнул ему в нос махорочным дымом старший.

— Генерал-губернатора Петербурга, — продолжая разглядывать звезды, сообщил парень, зевая. — Сам слышал.

— И куда его? К господам или в барак? — не удивился напарник.

— Должно быть в барак. К принцу Ольденбургскому. Налево свернули, — еще шире зевнул Венька. — … благодать… благодать… психам воли не видать, — закончил он свой прерванный опус в миноре и оба вернулись в сторожку.

Саня проснулся, встал и выглянул в окно.

Зловонием выгребной ямы встретило его столичное утро. Настал новый день. Лушина постель была пуста.

В том же переулке за облезлой дверью, без всяких приемных и секретарей располагался заведующий хозяйством Пелевского дома. Он пил кофий вприкуску, оттого в небольшой комнате, его импровизированного офиса стоял одуряющий аромат первоклассных молотых зерен. Сдвинутая на затылок господина Балалайкина светлая кепочка-блин, открывала сияющий лысый череп в мелких капельках пота. В аккуратной бородке и подкрученных усах пробивались седые волоски, а вздернутые домиком брови придавали круглому лицу вечно вопрошающее выражение. Белая рубаха, широкий пояс на круглом животе, сюртук… и только слетевшая на шею пестрая бабочка галстука, подходившая разе что конферансье или распорядителю балов, казалась шелковым недоразумением и придавала личности управляющего легкомысленную веселость.

— Ляксей Семеныч, доброго здоровьечка, — поклонилась Луша и ткнула в бок мнущегося в дверях спутника. Саня выступил вперед и принялся отвешивать поклоны как солист народного ансамбля после премьеры. — Тута мой племяш, по плотницкому делу. Заместо Панкрата. Панкрата, то увезли к Пантелеймону…

— Слышал, слышал… — перебил ее управляющий, поднимаясь. Он подошел к парню, оглядывая его с головы до голых ног. Так привычней, решила Луша в последний момент, Санек ей не перечил. Скинул кроссы и теперь стоял с черными от грязи пятками перед начальством. — А что хороший ты плотник?

— Хороший, хороший. Лучше и не сыскать, — старалась за двоих баба.

— А что ж сам-то молчишь? Или немой? — Балалайкин вернулся за стол и отхлебнул из чашки.

— Какой немой, не… — Луша ущипнула Саню повыше запястья, — робеет он…

Саня кивнул.

— Тогда так. Пойдешь в помощники к Ефимычу. Сделать нужно лесенок приставных в аптеку для шкапов. Четвертной положу на испытательный срок. А дальше посмотрим каков ты мастер.

— Благодарствую, — баба согнулась, следом Саня. — Так он пока в комнате Панкрата поживет?

— Пусть живет.

— Так мы пошли…

— Идите. Хотя… племянник пусть идет, а ты задержись… — приказал управляющий, промокая со лба и щек тучные капли. — У меня к тебе дело… — пробормотал неубедительно, и всем стало ясно, что никакого дела у него к бабе нет, кроме срамного.

Минут десять Санек ждал в переулке слоняясь взад-вперед перед закрытой дверью за которой уже похохатывали и сопели.

— На четвертной жить-то можно? — озабоченно поинтересовался он у бабы, когда та вышла из конторы раскрасневшаяся и взмокшая.

— Проживешь. С голоду не помрешь, еще и на сапоги останется, — собирая гребнем выбившиеся пряди, зло ответила и пошла вперед порывисто, так, что Саня едва за ней поспевал. — Тебе аванс от Балалайкина. — Она сунула Саньку помятую бумажку. — Иди вона в ту сарайку. А у меня делов еще воз.

В дальнем углу дощатой пристройки копошился сгорбленный мужик.

— Ефимыч? — окликнул Саня.

— Он самый. А ты кто будешь? — неожиданно громко отозвался мужичок серый, как грозовая туча. Косоворотка и порты такого же безжизненного оттенка болтались на костлявом теле. Лицо с выпирающими скулами болезненное и непривычно бритое. За ухом торчал карандаш, на хрящеватом носу золоченое пенсне с цепочкой прикрученной к лямке кожаного фартука.

— Я Саня, в подмогу к вам прислал Балалайкин.

— Что ж будем знакомы, — сухо кашлянул мужик.

Крепкая рука, горячая и шершавая царапнула ладонь парня.

— Давай сразу к делу. Сходи в аптеку. Замеры сделай. Будем лесенки обновлять. Так измерь, чтобы барышни до верхних полок не тянулись. Понял?

Чего уж проще. В деревне все плотники и куроводы. Саня подхватил ящик с инструментом, на плечо повесил стремянку и рванул в аптеку, надеясь встретить там свою мечту.