Ardis: Американская мечта о русской литературе

Проффер анализирует 334 сравнения из «Мертвых душ», причем в широком контексте творчества как самого Гоголя, так и его современников. И обнаруживает довольно солидную начитанность не только в литературе первого ряда, вроде Пушкина, Гоголя или Лермонтова. Он свободно ориентируется в творчестве Марлинского, Одоевского, Нарежного, Погорельского, Загоскина и Булгарина, причем его эрудиция явно значительнее, чем он в состоянии продемонстрировать в рамках сравнительно небольшой книги.

«Обращаясь к „Мертвым душам“, – пишет Проффер, – я хотел главным образом разобраться, что олицетворяют персонажи, появляющиеся в них, каковы характерные особенности приемов и стиля, которые использует Гоголь для создания своих героев, и каково происхождение некоторых из этих приемов»,⁶¹ в частности пространного сравнения – его Гоголь заимствует в эпической поэзии Гомера.

«А вот это вы должны оценить, – сообщает Проффер Набокову в 1966 году. – Три года назад я написал диссертацию о сравнениях в „Мертвых душах“. Там на семидесяти страницах речь идет о гомеровском „блуждающем“ сравнении. Тогда я еще не читал „Пнина“. Жизнь вновь подражает искусству».

Парадоксально, но в романе Набокова рассказчик и Пнин однажды едут на автобусе по Вест-Сайду, и Тимофей Палыч, действительно, обстоятельно рассуждает «о разветвленных сравнениях у Гомера и Гоголя». «Если Тимофей Павлыч [зачеркнуто: профессор Пнин] еще разговаривает с Вами, – продолжает Карл, – передайте ему привет и скажите, что я пошлю ему экземпляр книги о Гоголе, когда она выйдет в будущем году»⁶².

Так, мистическим образом диссертационная тематика Карла вписана в набоковский нарратив 1957 года – в том году студент Проффер еще только начинал читать Пушкина и Гоголя. Учитывая многообразную роль Набокова в жизни Карла, это совпадение кажется судьбой.

Глава IV

СОБРАТ-ГЛОССАТОР

Когда именно Карл увлекся Набоковым, неизвестно. Сам он сообщает писателю, что «большая часть моих первоначальных комментариев к „Лолите“ сделана на основе двухтомника в мягкой обложке, приобретенного у сомнительного типа в Брюсселе на Всемирной ярмарке 1958 года»⁶³. Карл, несомненно, имеет в виду самое первое издание романа, которое вышло в Olympia Press. В 1958 году Проффер как раз отправился в Европу на стажировку в Сент-Эндрюс. Согласно замечанию, цитированному выше, «Пнина» он прочел уже после защиты своей диссертации в 1963 году.

Значит ли это, что «Лолита» его сначала не зацепила? Ведь характер дарования Набокова таков, что, прочтя хотя бы одну его книгу, хочется немедленно взяться за все остальные. Не исключено, что в годы учебы Проффер был слишком погружен в русский XIX век и сначала узнал Набокова-литературоведа, автора эссе о Гоголе и комментария к «Евгению Онегину», а уже потом добрался до Набокова-писателя.

При таком векторе движения было, очевидно, труднее ошибиться с оценкой «Лолиты». Ее скандальная слава рано или поздно должна была докатиться до молодого мужчины эпохи сексуальной революции, да еще и слависта, но она же легко могла ввести в заблуждение. Тем не менее именно Проффер стал первым ученым, который подошел к «Лолите» как к высокой литературе, и некоторые его наблюдения были многократно подтверждены и повторены в обширном набоковедении, которое только-только начало складываться на рубеже 60–70-х годов⁶⁴. Правда, оценивая резонанс от своих исследований сам Карл был сдержан. В июле 1968 года он сообщает Набокову: «„Ключи к «Лолите»“ вызвали, между прочим, шквал равнодушия»⁶⁵.

Впрочем, главного читателя он всe-таки обрел. В первом же письме Набокову Проффер кратко описывает содержание своей рукописи: «Три главы имеют рабочие названия: „Литературная аллюзия“, „По следам Куильти“… и „Стиль“. Среди прочих тем в первой главе рассмотрены Гумберт Чембер Эрхампер, Плюрабелита, Хризофемида, Мирандолина, опьяневшая Кандида и голубая Химена, кони Овидия, Ахарняне, Алеко, передающий Лессарранбергоа свой кинжал (Вы всадили его прямо в подложечную ямку читателю), и письмо, отправленное Бейли 22 ноября 1817 г. Вторая глава, посвященная А.К. Дойлу, содержит рассуждения о персах, розах и „непристойно торчащем красном переде спортивной машины“ – это было писано в темные лета, ярко расцвеченные великолепной молнией. Она заканчивается вспышкой „уотерпруф“ на Очковом озере и кратким эссе о буквах „q“ и „w“, о „наморщивании“ лба и рассуждениями об артикуляции»⁶⁶ – этот птичий язык, который я, пожалуй, оставлю без перевода, невероятно понравится обоим корреспондентам. Так они и будут общаться на протяжении работы Карла над текстом.