Ardis: Американская мечта о русской литературе

Наверное, самым важным для Профферов современным автором этого периода становится Василий Аксенов, хотя его «Стальная птица» была напечатана «Ардисом» еще в 1977 году в альманахе «Глагол». Познакомились они раньше через Копелевых, друживших с Евгенией Гинзбург, матерью Аксенова. Проффер называет писательский стиль Василия Павловича «нетипичным для советской литературы. Более того, в сексуальных сюжетах он абсолютно откровенен. Его темы не местечковые. Аксенов знает, что существует другой мир, любит его, и не боится им воспользоваться. Его космополитизм вечно был подозрителен для секретарей Союза писателей. Правильные советские писатели всегда самодостаточны. Ничто за пределами Советского Союза не должно быть показано (кроме шпионов, реакционеров и наркоманов)». Цитируя Петра Вайля и Александра Гениса, Проффер называет «Ожог» «энциклопедией советской жизни». Одновременно он обращает внимание и на формальные стороны произведения, столь важные в его системе координат: переплетение реальности и фантазии, нелинейная хронология, богатый и изобретательный язык²⁸³.

К началу 80-х у Профферов меняется оценка пройденного пути: «Нам очень ясно, – пишут они Фазилю Искандеру в 1981 году, – что главное оправдание всей нашей работы за десять лет – это публикация трех или четырех вещей: „Сандро“, „Пушкинский дом“, „Школа“, „Ожог“»²⁸⁴. Даже если Профферы пытаются польстить капризному Искандеру (а это так), характерно, что они не упоминают ни серебряный век, ни Набокова, с чего всe начиналось. Современность становится нервом «Ардиса».

Профферы не только преодолели раскол русской культуры XX века, соединив серебряный век и актуальную литературу в рамках одного издательства. Они напрочь отменили противопоставление эмигрантской, советской и самиздатовской литературы. Им на смену пришла единая русская литература. Об этом Карл рассуждал в 1981 году на конференции «Русская литература в эмиграции: третья волна».

Тот же Аксенов, несмотря на свою эмиграцию, не может быть назван «эмигрантским писателем». И одновременно это уже не советская литература. «Это просто русская литература, – заявляет Проффер. – …Значительная часть, во многих отношениях лучшая часть русско-советской литературы просто переехала за границу ради всего лишь одной фазы ее существования – а именно фазы печати. Результатом этого стала не эмигрантская литература, а проблема распространения книг и их маркетинга». Единственным критерием принадлежности к русской литературе Проффер отныне называет русский язык²⁸⁵.

Это сегодня кажется нам очевидным, но, когда «Ардис» начинал, ситуация была коренным образом иной. Эмигрантская литература не рассматривалась как часть современной русской литературы, соответственно в нее не входили Цветаева, Набоков или Ходасевич. Проффер, например, ссылается на «Введение в русский язык и литературу», опубликованное Кембриджским университетом в 1977 году. Стоит напомнить, что Набоков был выпускником этого университета. И в год своей смерти, когда вышло «Введение», не был причислен издателями alma mater к русской литературе. В свою очередь эмигрантские круги отвергали Набокова по другой причине – он автор «Лолиты»²⁸⁶. А Аксенову они не могли простить его слишком развязный язык. Андрей Седых, главный редактор важной эмигрантской газеты «Нового русского слова», написал Профферам, что не опубликует выдержки из «Ожога», поскольку они содержат «много грубостей и вульгарностей»²⁸⁷

.

В западных компендиумах по литературе места нынешних русских классиков, оказавшихся в эмиграции, занимали «дюжины ломовых лошадей» советского официоза только потому, что их издавали в Советском Союзе: «В этом отношении западные ученые слепо следовали советской официальной практике», – отмечает Карл²⁸⁸. Под «ломовыми лошадями» Проффер понимает персонажей вроде Григория Маркова, первого секретаря правления Союза писателей в 1971–1986 годах и других секретарей, которых Аксенов насчитывал до 300 человек. Они «написали многотомные эпосы, раскупленные партийными карьеристами и охотно проглатываемые советскими петрушками… Эту литературу именуют „секретариатской“»²⁸⁹. За каких-то пять-шесть лет, во второй половине 1970-х – начале 1980-х, Профферы продемонстрировали несостоятельность прежнего подхода и предложили свою версию актуальной русской литературы, которая с тех пор стала господствующей.

Впрочем, незадолго до смерти, в 1984 году, подводя итоги своего изучения русской литературы с 1960 года, Проффер скорее расстроен. И нам остается только удивляться, как мало в русской культуре изменилось спустя 60 лет: «Два главных факта о писателях и всeм русском бытии: первое – Сталин и второе – война. Внутренний диктатор уничтожал своих врагов и друзей… затем внешний диктатор обратил в пепел обширные земли и населявших их людей. Всe еще продолжаются споры о том, кто уничтожил больше миллионов – Сталин или Гитлер»²⁹⁰.