— Пароход называется «Еруслан Лазаревич». И он должен подойти к Бергену с минуты на минуту.
— Нужно встретить. Богатыри любят почёт и ласку. Заодно и обновку проверю.
— Какую обновку?
— Увидите, — и Арехин, вернувшись в номер, надел «высокоширотный набор номер один», с вечера приготовленный костюм арктического китобоя. В Москве в нем было бы невыносимо жарко, в Петербурге — жарко выносимо, а в Бергене всего лишь комфортно.
— Эк вы расстарались, — не без зависти сказал Антон Иванович. — В море, думаю, в самый раз будет.
— А у вас что, иной одежды нет? — спросил Арехин.
— Нет. Всё мое на мне. Выдадут на корабле, полагаю. Мне совсем не холодно.
А должно бы: моросящий дождь, порывистый северо-восточный ветер, Шихов же одет в полотняную тужурочку, и даже фуражка яхт-клуба вряд ли добавляла тепла.
Днем Брюгген выглядел живописно, как, впрочем, любой квартал ганзейского города. И Арехин в промысловом костюме смотрелся двойственно: костюм был к месту, он — не вполне: вместо красного обветренного лица — белое, едва знакомое с солёным ветром и приполярным солнцем. Зато чёрные очки никого не удивляли: многие иностранцы находили долгое солнце вредным для зрения, особенно сочетание солнца и снега. А то, что готовится высокоширотная экспедиция, утаить было невозможно. Да никто и не утаивал: поглазеть на прибытие ледокольного парохода пришло человек триста, что для Бергена, особенно в будний день, немало. Встречались и газетные люди, журналисты и фотографы. Первые узнавались по большим блокнотам в руках и широким и коротким клетчатым брюкам, вторых выдавали камеры и треноги.
— Вон и наши! — показал Шихов.
Трудно было не узнать: почти тридцать человек, одетых ещё легкомысленнее, чем корреспонденты, стояли наособицу, составляя группу с Птыцаком в центре. Группу не менее живописную, чем ганзейская набережная. С бору по сосёночке — разбитые мятежники, конторские служащие, портной, жестянщик, невероятный профессор… Для портовых городов дело привычное, на то они и портовые.
— Идёмте скорее, — торопил Шихов, всем видом показывая, как не терпится ему оказаться среди наших.
Но Арехина больше интересовал входящий в гавань корабль. Много больше «Вольного Янтаря». Широкий, с высокой трубой. Тащил его буксир — так, как тащит фокстерьер грузного хозяина. Не сколько тянет, сколько направляет движение.
— Вот он, «Еруслан Лазаревич», — Шихов не пошел к Птыцаку, остался рядом с Арехиным.
— Купили?
— Взяли в аренду. А проявит себя хорошо — купим. Так и в договоре написано.
— У кого купите?
— У англичан, у кого же. Благородные англосаксы, образец порядочности. Они, когда из Архангельска бежали, много чего прихватили. «Святогора», «Еруслана», всего не упомнишь. Теперь предлагают опять купить ледоколы.
— Опять?
— «Еруслана Лазаревича» они нам уже один раз продали — в войну. Да и со «Святогором» похожая история. Ну, идёмте же к нашим.
Пароход шёл неспешно, и Арехин решил, что пора бы повидаться с Птыцаком.
Но Птыцак был хмур и неприветлив. И хмурость, и неприветливость касались не Арехина, а общемирового порядка.
— Нам нужно срочно погрузиться на «Лазаревича», — опуская «Еруслана», сказал Птыцак. — Припасы, снаряжение, всякое необходимое…
— У вас под началом тридцать человек. Все — здоровые мужчины. За чем же дело?
— За норвежцами. По их норвежским правилам, погрузка, разгрузка и прочие работы в порту — вотчина местных рабочих. Они и только они могут перенести мешки с картошкой или бочки с солониной.
— Что ж, придется потратиться.
— Да не в деньгах дело. Кстати, и «Лазаревич», и вся экспедиция финансируются государством на совершенно законных основаниях. Нам предписано дойти до поселений ненцев, купить или выменять на товары мясо и доставить это мясо в Петроград.
— Однако…
— Именно так.
— Тогда вообще не понимаю ваших забот. Платите из казенных сумм, получаете то, за что заплатили.
— Норвежцы требуют схемы размещения грузов и сам список грузов.
— Неужели всё так секретно?
— Да нет у нас ничего секретного. Рыба, солонина, овощи, всё, кстати, привезено на «Вольном Янтаре», частью и российское. Наше. Но только списки у нас самые общие, мол, столько-то тонн продовольствия, а столько-то снаряжения. Норвежцы же требуют подробный реестр и схему, что куда размещать.
— Это, насколько я понимаю, дело суперкарго, — сказал Арехин.
— А кто это — суперкарго? — неприязненно спросил Птыцак.
— Главный по грузам. Хотя я могу и ошибиться. Читал в романах.
— Наш роман другой. Без этого… без суперкарго.
— Если нет своего, наймите. Из норвежцев же.
— Я и сам думаю — нужно подмазать. Но как бы скандала не вышло. Провокации. Хотя, если нанять суперкарго из местных, думаю, всё будет по правилам. Профессор! Профессор!
— Да здесь я, здесь, — ответил Горностаев, выходя из стоящих поодаль норвежцев. Судя по виду, он полностью оправился от приступа.