Арид. Моё проклятье

Если что-то и может меня спасти, то только это. Отступление. Полная капитуляция. Гадко на душе, пусто, почему-то грустно.

Веревка все еще держалась на шее, руки Арида на последней стадии готовности. А я понимала: если уж проиграл, то проигрывай до конца. Честность должна оставаться хоть в чем-то.

– Я даю тебе клятву Дриады.

О ней знали только квадроновцы. Однажды двое наших спорили, спорили не на жизнь, а на смерть, а один из них произнес эти слова. Тогда застыли все окружающие, кто-то покачал головой: мол, ну и дурак, не стоило. Я после спросила Чечу, что означают эти слова. Он ответил: «Они значат, что ты быстрее выпустишь себе кишки, чем нарушишь слово».

Арид не мог о Дриаде не знать. Конечно, он знал. Ничем более ценным, нежели свои кишки, я поклясться все равно не могла. И такое слово уже не нарушить. Даже если командир даст мне в руки нож или пистолет, даже если закует для убедительности «несопротивления» свои запястья браслетами, я не выстрелю в него и не нанесу рану.

Прошло несколько секунд – меня сканировали светлые глаза, сканировали предельно внимательно, – чуть ослаб на шее узел. Но легче мне уже не стало. Я разом предала все свои будущие возможности завершить задание, возможно, предала возможности спасти саму себя. Нарушила обет квадроновца не ставить собственную жизнь превыше миссии. Мужики бы так не поступили, Арид был прав, я слаба… Я на какой-то момент забыла, что сижу на нём, для меня потерялось пространство, эта комната, пошатнулись внутренние балки самоуважения.

– Теперь я дезертир, – прошептала. Наверное, даже не ему, а просто так.

Веревка болталась на моей шее, как поводок у козы, когда Арид вдруг поднял руку, когда осторожно коснулся моего лица. Обвел скулу легко, но я вдруг ощутила, как сильно мне нужна чья-нибудь поддержка. Любая, хоть от кого.

– Я так не думаю, – послышались слова. – Это не дезертирство, это рационализм.

Навряд ли. Я могу присыпать свою совесть сахарной пудрой, но слаще она месиво моей души не сделает.

– Ты просто понимаешь, – продолжал Арид, – что, когда враг сильнее, лучше остаться живой, чем мертвой.

Это было так странно – говорить с ним об этом. С ним. Кто только что был готов сжать концы каната, как удавку, кого ты только что пытался застрелить.

«А может, к черту “Квадрон”? К черту все подразделения мира?» Я устала быть за них, я хотела быть за себя. Меня подкосило что-то. Может, вина, может, вековая нагрузка, смешанная с постоянным перенапряжением. Я устала ходить рядом со смертью, ощущать её слишком близко.

Я просто легла ему на грудь. Уперлась в неё лбом и застыла. Плевать на чужие мысли, на то, что это «неэтично», на то, что Арид – враг. Так хорошо было лежать на нём, слушать биение его сердца, так спокойно. И чуть дальше стали все заботы, тревоги, все осуждающие взгляды, звук будущей печати «дезертир» на моем личном деле.

Я очень давно просто не лежала. Не отдыхала. Он не гладил меня, но и не гнал, он молчал – я была ему за это благодарна. Он позволял эту странную близость, не прерывал её, словно понимал, что тому, кто давно смертельно устал, нужно иногда чуть-чуть погреться.

Пока мой лоб касался его груди под тканью футболки, собственное решение не казалось таким фатальным, необратимым. Все еще накатит позже, все вернется. Я многократно упрекну себя, пожалею о содеянном, подумаю о том, что меня, возможно, не убили бы, что я дала слабину. Но не сейчас, не в эту минуту.

Спустя какое-то время я подняла голову.

– У меня вопрос.

Почти стемнело в комнате.

– Задавай.

Но я хорошо видела его глаза. И знала, что веревку он больше не держит.

– Ты позволишь мне спать без наручников?

Я поклялась не нападать. И теперь я не боец, а досадное недоразумение.

– Ты обещала не атаковать. Но не обещала, что не сбежишь.

Логично. Но все же.

– А это имеет смысл? Сбегать от тебя? Ты ведь найдешь…

Он даже отвечать не стал. Знал, что это стопроцентная правда и обсуждать тут нечего.

– Я подумаю.

Почему-то очень интимно прозвучал этот ответ, очень лично.

Наверное, только сейчас я обнаружила, что держу ладони на его плечах. На его очень сильных, очень горячих плечах. Когда меня скрутили, я в них упиралась, а теперь… Кожа сквозь ткань такая горячая, такая… притягательная.

– Тебе лучше встать, – послышалось очень тихо, – если не хочешь проверить, настолько ли сильны в моей голове канаты.