Арид. Моё проклятье

Гил качал головой. Но Арид знал это чувство: на месть тоже нужны силы. Иногда их просто нет. К тому же она официально являлась для Николаса и его друзей мертвой.

– А после ты уже знаешь… Та вечеринка с подругой и её парнем, случайный толчок. Выпадение в окно. Комиссионный Суд, штраф. Заявление о приеме в «Квадрон». Вынужденное положение, как я понял, иначе бы она больше в военные структуры не сунулась. Вот тебе и недостающий пласт данных. – Брукс взглянул виновато. – Извини, что я был тем, кто это всё тебе рассказал.

– Я должен был это услышать.

Какое-то время друг сидел молча, после тряхнул головой, отставил бутылку.

– Я должен ехать. Меня в городе ждут.

Арид кивнул.

– Возьми западнее. Там проехать проще.

– Знаю.

И запомнился прощальный Гилов взгляд: мол, «Ты будь там с ней помягче. Бывай».

Помягче. Взгляд этот добавил Дейре тяжести, надавил на саднящее чувство вины. Уже стих шум мотора, а Арид всё сидел в кресле – многое в его голове относительно поведения Дэйзи встало на месте. В том числе сказанная ей перед гнилым мостом фраза по поводу «добей меня, если что». Он разозлился тогда. Вот только человек, однажды испытавший пределы боли, больше никогда не желает к ним приближаться. А Джейн провели через ад.

8.3

(Akulina- Hurts)

Джейн

Он вернулся изменившийся.

С иным выражением лица – каменным, – напряженный, странно одеревеневший. Как будто не было всех этих дней и нашего невидимого сближения. Опустился возле матраса, на котором я читала, дождался, пока я отложу книгу, которую нашла на одной из полок, – «Опустевшие Земли» Брайяна. Произнес:

– Я видел, что у тебя за плечами травма. Я спрашивал о ней.

Подкралось и засело где-то в горле нехорошее чувство.

– Я не хотела о ней говорить.

– О чем? О Лесе Зохо? Как можно было… такое скрыть?

Мне не хотелось, чтобы кто-либо на свете туда лез, – ни сейчас, никогда.

– Моё прошлое… – это моё…

Впервые за эти дни я видела его таким, как вначале, – непробиваемым, жестким. И менее всего ожидала того, что Арид одним движением повалит меня на матрас, прижмет одной рукой за шею, второй спустит с плеча майку – как раз в том месте, где остался возле ключицы шрам. Я дернулась, попыталась вырваться.

– Уйди! Отпусти!

Но он не отпустил. Выпустил ткань рукава лишь затем, чтобы задрать хлопок уже снизу, в районе живота. Хотел убедиться, что информация, которую он получил, верная? Убедился?! Разглядел? Рассмотрел? Шрамы, когда раны плохие, когда заживают долго, остаются ужасные.

– Твоё прошлое? – рыкнул зло. – Как можно было об этом умолчать?

– Отвали!

– Как можно было сунуться в «Квадрон» после этого? Ты – солдат, солдаты работают в связке! Один эмоционально нестабильный элемент может потопить остальных.

– Я эмоционально стабильна! – Заорала я в ответ. Да кто он такой, чтобы судить о моей стабильности? – И я никого не топила…

– Ты даже не прошла реабилитацию!

– А она помогла бы!

Меня отпустили, как выкинули.

Экс-командир поднялся всё с тем же деревянным выражением лица.

– Завтра ты едешь домой.

– Что?! – я онемела на секунду. – Ты поступился своими же принципами? Потому что я теперь в твоих глазах «инвалид», «моральный урод»? Так ты себя повел? Я же… не выиграла ни одного твоего теста!

Ему было наплевать.

– Ты слышала, что я сказал.

Ах вот как? Использованный кусок пергамента – вот как я себя чувствовала. Нет, кусок туалетной бумаги.

Арид уже шел к своему кабинету, чтобы закрыться в нем. И я, не чувствуя себя нисколько стабильно, крикнула ему вслед:

– Знаешь, когда ты относился ко мне как к равной, мне нравилось больше!

Он просто хлопнул дверью.

Вот такой, значит, конец у этой истории? Арид хотел раскопать белые пятна в моем прошлом – раскопал. Они оказались не белыми, а черными. Провалами, ямами, полными огня и пепла. Я даже мысли воедино не могла собрать. Да мне было бы в высшей степени плевать на его чувства, фразы и выражения, если бы… Если бы не расчувствовалась за эти дни моя собственная душа. Я заживала, пока он смотрел на меня как на нормальную, я исцелялась, я забывала то, что не хотела помнить. Я начала верить, что счастье возможно и для меня, для нас.

Но хлопнула дверь и разделила нас на два пузыря.

Тяжело, обидно. Лучше бы пожалел, черт его дери, лучше бы сказал что-то теплое, лучше бы… просто промолчал. Сделал вид, что все нормально. Но нет же, я теперь пятно и на его репутации, ибо он, как сам теперь считает, «обидел бедняжку». Я ненавидела быть «бедняжкой», я никогда ей не была и не собиралась становиться.

Меня топило чувство, как будто мне в открытую рану снова сунули кочергу. Нельзя выжигать живое, нельзя палить живые ткани. А сейчас тлела душа.

Нет, это не конец… Мы будем говорить. Даже если он не хочет.

Совсем не чувствуя той уверенности, которая была мне нужна, я поднялась с матраса и толкнула дверь чужого кабинета.

Он стоял лицом к мониторам. В кресло так и не сел. Повернулся на звук, застыл со сложенными на груди руками – отдалившийся, неживой. И никогда раньше я не видела таких странно темных при светлой радужке глаз. Темных изнутри.