Аркадий Гайдар без мифов

– Берусь объяснить. Покупка состоялась на выезде. Обоз за собой я никогда не вожу. Заплатить мукой я смог только за трех овец. За шесть остальных выдал расписки. Продавцам нужно было взять подводы, предъявить в моем штабе расписки и забрать мешки. Но кто-то хакасов припугнул. Кто-то строго порекомендовал не брать муку, не печь хлеб, а пожаловаться на меня. Причем не в губернский исполком, который издал свой замечательный закон, не моему начальству в губернский штаб ЧОН, а вашему, тоже губернскому, управлению. А поскольку хакасы сплошь неграмотны, то замечательный советчик написал за них письмо и сам же доставил его в ваше управление. Вот как получилось, что абсолютно неграмотные пастухи, живущие где-то горах, очень точно разобрались, в каком советском учреждении суровее наказывают. Если вы, товарищ Коновалов, имеете какую-либо связь с этими жалобщиками, то сообщите им, что муку они могут забрать и после моего отъезда в Красноярск.

Дело о мокром белье

Коновалов закашлялся, но продолжил разговор:

– Товарищ Голиков, знаком ли вам красноармеец Мельников?

– Конечно.

– Что вы могли бы о нем сказать?

– Жалко парня. Днем это был исправный боец, а по ночам он крал с веревок белье, вывешенное для просушки: наволочки, простыни, скатерти, мужские рубашки и подштанники, женские лифчики и юбки. Иногда ему подворачивались скатерти. Воровал он во время ночного несения караула. Никого в такое время рядом не было. А когда ко мне пошли жалобы, кстати от русского населения, что какой-то вор оставляет их без исподнего белья, я принял меры. Устроил засаду с приманкой. Мельников попался в момент кражи. Я отправил его под конвоем в Ужур для предания суду.

От автора. То, что сегодня выглядит как нелепость, как хулиганский поступок, на самом деле для кого-то в ту пору становилось прибыльной коммерцией. А для потерпевших большой бедой. В годы Гражданской войны Россия запредельно обнищала. В далекой Хакасии ценностью стали швейная игла, катушка ниток, костяная пуговица, кусок мануфактуры, чтобы наложить заплату на рукав пиджака или на брюки. Все это негде было купить. Только если удавалось обменять на какую-либо еду.

– Вы хорошо рассказываете, – похвалил Голикова следователь. – Красноармеец Мельников находится под следствием. Выяснилось, что он воровал и в других местах. Но в доме предварительного заключения Мельников раскаялся и написал уже нам, что никогда не хотел быть вором. Он родился в честной крестьянской семье. Но его заставил заняться этим промыслом, как сказано в письме, «командир товарищ Голиков».

Коновалов сделал долгую паузу. Вероятно, он ожидал, что Голиков начнет протестовать, но Аркадий Петрович не шелохнулся. Тогда следователь продолжил:

– По тону письма мне показалось, что Мельников к вам тепло относится. Ведь вы открыли ему возможность дополнительного заработка. Прямо он этого не написал, но дал понять, что своими доходами он делился с вами.

– Чем же он со мной делился? – не выдержал Голиков. – Женскими лифчиками? Или кальсонами? Одна штанина – ему, другая – мне?! Вы сами только что говорили, что продать-купить сейчас ничего невозможно. У населения нет денег. Идет прямой товарообмен. Я что – должен был менять женское белье на кедровые орехи? А потом продавать их стаканами здесь, в Красноярске? Не кажется ли вам, товарищ Коновалов, что покаянное письмо Мельникова – продолжение истории с якобы похищенными баранами? Там я будто бы отобрал овец у голодающих хакасов, а здесь я отнимал часть заработка у другого труженика – мелкого вора. Но самое главное. Вы прекрасно знаете, что для меня обвинение в соучастии даже в мелкой краже – не мелочь.

– Что вы имеете в виду?

Новые повышенные требования к командному составу. Штаб ЧОН губернии недавно разослал по гарнизонам газету «Красноярский рабочий». Там была статья о том, как рядовой красноармеец и его начальник украли по два или три килограмма сливочного масла. Красноармейца приговорили к пяти годам тюрьмы, а его начальника – к расстрелу. Обоснование для высшей меры было такое: «Начальник опорочил звание «командир Красной армии». Москва над командиром сжалилась. Высшую меру (за три килограмма масла!) ему заменили на десять лет тюрьмы. Подсчитайте, какой приговор ждал бы меня, как начальника боевого района, члена партии и как организатора воровской шайки из двух человек, если бы «раскаяние» Мельникова оказалось правдой.

– Если показания Мельникова подтвердятся, расстреливать вас, конечно, никто не станет, – успокоил собеседника Коновалов. – Примут во внимание, что вы три с лишним года провели в действующей армии. Но серьезный срок вам, конечно, дать могут.