Архив еврейской истории. Том 13

БК: Читал много, я очень рано начал читать. Я пошел в первый класс, я уже умел довольно бегло читать. Поэтому меня после окончания первого класса перевели в третий класс. Потому что я не тем занимался в школе, чем надо было. Много читал, много бегал с ребятами. Это же не теперешние города, там были огромные места, где можно было играть. Мы играли в казаки-разбойники и в лапту, о чем сегодня, наверное, уже забыли, что это такое. И в прятки разные, это самое, причем это как в Омске, так и в Ставрополе. Там практически в городе были леса. До леса было, ну, полчаса ходьбы, до настоящего леса. Мы там играли. Но я много и читал. Я рано увлекся литературой.

ЕЛ: Какие у вас были любимые книги?

БК: Первую книгу, которую я так вот помню, я нашел ее на чердаке дома. Не наша книга была, это была «Саламбо» Флобера[831]. Потом дальше, ну конечно, Дюма. По тем временам я очень любил исторические романы Вальтера Скотта, Купера

[832]. Читал, наверное, так, в пятом классе разную детективную, как сейчас называется, литературу. У меня был друг в школе, он был родным братом, младшим братом знаменитого в то время поэта Павла Васильева, Павла Николаевича Васильева[833]. Слыхали такого? У него как-то, я помню, наверное, в пятом классе я был, сидел, читал, ну, что-то вроде «Пещера Лейхтвейса»[834], что-то такая книжечка. Зашел красивый крупный человек, он приехал туда, он был на 13 лет старше меня, Павел. Выхватил книгу, швырнул в угол, сунул мне Пушкина и сказал: «Вот это читай». С тех пор я читаю Пушкина, до сегодняшнего дня.

ЕЛ: Кто были ваши друзья?

БК:

Ну, школьные друзья, простые ребята. Вот в Омске, я помню, Васильев был у меня, Левка Васильев. Ну а так, школьные друзья в основном, и уличные, со своей же улицы. Правда, школа была три дома от нас, в том же квартале. Друзей много было.

ЕЛ: Что для вас значила национальность ваших друзей и ваша собственная?

БК: Вы знаете, ни в Омске, ни в Ставрополе она ничего не значила до войны. Даже я и не придавал этому никакого значения, и не то что значения, я и не чувствовал этого ничего[835]. По-настоящему мы начали чувствовать с войны.

ЕЛ: А что вы знали о вашем происхождении, вашей национальности?

БК: Практически ничего. В те времена практически ничего. Вообще о евреях до войны я мало что знал.

ЕЛ: А что вы знали о религии до войны?

БК: Тоже ничего. У нас, насколько я помню, в Ставрополе даже действующей церкви ни одной [не] было. Ничего не знал. Единственное, что уже в школе, приблизительно так в 9–10 классе, когда я увлекся немного химией, я начал делать эти самые опыты занимательной химии. И там многие опыты, которые были направлены специально на опровержение библейских этих самых [сюжетов]: превращение воды в кровь, зажигание костра самопроизвольное, когда там махнешь рукой. Ну и прочие такие вот вещи. И меня, значит, в то время заставили, да нельзя сказать заставили, просто назначали, так сказать, заниматься антирелигиозной пропагандой. Вот приблизительно так к 10 классу я начал читать книги, довольно серьезные книги, так называемую критику Библии. Критика Библии — это понятие научное[836]. Это не то что я критикую Библию, это научное название изучения Библии и прочее. Начал читать, и у меня все начало потихоньку переворачиваться. Я начал понимать, что чем я занимался, и что нам говорили, вот этот атеизм и прочее, все это абсолютно неверная вещь. Абсолютно неверная вещь. Причем она была построена, вся эта вещь была построена, вся эта наука наша была построена на том, что все это вранье, все вранье. Еще описаны там и города, которые были, и люди, которые были, — вранье. А когда я начал заниматься этим [библейской критикой] более-менее по-настоящему, особенно потом уже, ну, уже и в 9–10 классе, я увидел, что история показывает, что практически все это правда. Существование тех людей, библейских патриархов, того же Моисея, Давида, Соломона[837]

 — это вообще непробиваемая вещь. Они действительно существовали, это вся история об этом говорит. И поэтому я стал немного переходить на обратный путь.

ЕЛ: Это было в 10 классе?

БК: Да, это началось у меня с 10 класса. Именно началось с этой антирелигиозной пропаганды.

ЕЛ: Каких воззрений придерживались ваши родители в этом вопросе?

БК: Атеистических. Я никогда в семье не помню, чтобы вообще у нас был разговор о чем-то божественном.

ЕЛ: А о чем обычно разговаривали у вас в семье? Чему учили детей?