Архив еврейской истории. Том 13

БК: Со мной разговаривали в основном о моих делах, об учебе. Учился я хорошо, закончил, тогда называлось, с золотым аттестатом. И в институт прошел без экзаменов, иначе меня бы просто не приняли: мне не было 17 лет, поскольку я второй класс пропустил. Со мной в основном говорили о моих занятиях, о моих делах на улице и прочее. Взрослых разговоров у нас в то время не было. В свои дела они не особенно посвящали. Особенно в то время, когда начались все эти вот, я говорил, гонения на генетиков и прочее. Отец тоже, он тоже попал под эту струю. Собственно говоря, все биологи попали тогда. Они резко разделились на две категории: лысенковцы и генетики, вейсманисты-менделисты [вейсманисты-морганисты] так называемые. Ну вот, собственно, больше ни о чем.

ЕЛ: А вообще были какие-то разговоры о политике?

БК: Нет.

ЕЛ: Советской власти?

БК: Нет.

ЕЛ: О Германии, о голоде?

БК:

Да нет, практически таких разговоров не было. А о том, что был голод в [19]33 году, я знал, в то время мы жили в Омске, и там было плоховато со всем этим делом. Ходили, выпрашивали хлеб люди, но все-таки не умирали. А так понаслышке, но было ведь все закрыто, это же нигде не печаталось, нигде, не дай бог говорить на эту тему. Вот. А о Германии ничего практически не говорили. Но в то время чего было говорить о Германии? Она была еще совершенно неопределенной страной, [19]33, [19]35. В [19]35-м мы поехали в Ставрополь, там только два года как Гитлер пришел к власти. Причем пришел же он, как известно, совершенно нормальным путем — голосованием, народ выбрал[838]. Так что об этом никогда никаких разговоров, о политике тоже не разговаривали. О политике мы разговаривали в школе. Когда я в [19]38 году поступил в комсомол, и первое собрание, на котором мы были, это было собрание по поводу разоблачения Первого секретаря ЦК комсомола Косарева[839]. Как называли его, Саша Косарев. И мы все голосовали за расстрел.

ЕЛ: Почему?

БК: Ну, потому что так нам рассказывали: оказался врагом народа, оказался шпионом и прочее. Все голосовали.

ЕЛ: А среди ваших знакомых не оказывалось врагов народа?

БК: Был один знакомый, бывший военный, по фамилии, как помню, Булатов. Его посадили. Ну, потом я не знаю, что с ним стало. Очевидно, расстреляли.

ЕЛ:

И как вы к этому отнеслись?

БК: Да никак, собственно говоря. Я знал, что он был хороший человек, очень добрый человек и прочее. Ну, объявили врагом народа, враг Сталина. Для нас же это было все тогда.

ЕЛ: А что вы думали о Сталине?

БК: Что мы думали? Преклонялись. Был вождь. Только после войны я начал понимать, в чем все дело. Уже во время войны, когда разговаривал с нашими пленными, которые были у немцев, я уже начал понимать, что все это не то, что нам говорили. А до того это было полное преклонение. В школе, когда я учился, вообще разговора не было.

ЕЛ: А вы что-нибудь знали до войны о существовании антисемитизма?

БК: Ну, вообще-то знал, но не сталкивался. Я знал в основном по историческим книгам: все эти дело Дрейфуса, дело Бейлиса[840].

Все это, об этих вещах я читал. Вот о том, что Короленко выступал против антисемитизма, Горький[841]

там, и прочее. Это знали, но все это понаслышке, по книгам, а с примерами антисемитизма до войны я не встречался, вот как сейчас помню, ни разу.

ЕЛ: У вас никогда не возникало сложности в общении с людьми из-за этого?

БК: Нет. До войны не было. В войну уже было, тогда уже все началось.

ЕЛ: А вы что-нибудь знали о сионизме?

БК: Очень мало.

ЕЛ: А что?

БК: Ну, я знал, что есть такая группа, которая ориентирует [агитирует] за то, что все евреи переехали в Сион, в Палестину.

ЕЛ:

Вы не думали об этом?

БК: Нет, совершенно нет.

ЕЛ: Какие у вас были планы на жизнь?

БК: [О]кончить институт, работать.

ЕЛ: Кем?

БК: Я хотел работать в науке. И когда попал в институт на первый курс, а первый курс я в [19]40 году начал и [о]кончил в самом начале, в первые дни войны [19]41 года. Я [когда] из Ставрополя уехал в Днепропетровск учиться, то я уже на первом курсе занимался некоторыми занятиями по третьему курсу вот у этого академика Бродского. Довольно известный был академик, один из создателей, ну, это первый человек, который сделал тяжелую воду[842] в Советском Союзе. И поэтому он дальше занимался и бомбой, и всеми этими делами, как я потом узнал. Вот он заставлял меня проходить курс занятий по третьему курсу по физической химии. Я и думал идти по этой физхимии и пойти в науку.

ЕЛ: А что вы знали о приближающейся войне? Вы вообще знали об этом что-либо? Если знали, то были ли у вас какие-то намерения в связи с этим?