Архив еврейской истории. Том 14

Следует отметить, что в конце XVIII века почти нигде, кроме Литвы и отчасти Белоруссии, противодействие хасидизму не носило организованного характера, и борьба, иногда весьма острая, между раввинистами и хасидами не выходила за рамки одного города или местечка. Полемика велась по поводу правоверности хасидизма, отклонявшегося в своей практике от принятых религиозных норм и обычаев. Хасидов обвиняли в искажении основ иудаизма и измене религиозной традиции, нарушении норм нравственности и отделении от остальных евреев, внедрении и распространении каббалистического учения и каббалистических обычаев среди простых евреев, а в особенности в пренебрежительном отношении к изучению Торы и в том, что они слишком большую роль придавали цадику как посреднику между Богом и обыкновенными людьми. Первоначально миснагиды повсюду были нападающей стороной, но со временем и хасиды, получив широкую поддержку в народе при благоприятном в целом отношении к ним местной власти, перешли в наступление. В этих столкновениях последним сопутствовал немалый успех, выразившийся в завоевании общинной власти во многих кагалах. Отчаявшись одержать верх в противоборстве внутри еврейского общества, миснагиды стали обращаться за помощью к властям и даже прибегли к доносам; надо сказать, что хасиды боролись с ними тем же оружием. К 1797–1798 годам накал религиозной распри достиг своего апогея.

Хасидо-миснагидской межобщинной борьбе посвящена обширная научная литература, однако классической работой по данной теме можно считать статью Ю. И. Гессена «К истории религиозной борьбы среди русских евреев в конце XVIII и в начале XIX вв. (по архивным данным)», впервые опубликованную в журнале «Восход»[660]. Эта же тема затронута в работе еще одного видного еврейского историка С. М. Дубнова «Судьбы евреев в Российской империи в эпоху западной «первой эмансипации» (1789–1815)», опубликованной в журнале «Еврейская старина»[661]

. В то же время сохранились архивные материалы, которые являются яркой иллюстрацией религиозной борьбы между двумя ветвями иудаизма — миснагидами и хасидами, развернувшейся в иудейских общинах Литвы и Белоруссии в конце XVIII века; они позволяют более глубоко и обстоятельно исследовать данную проблематику. В частности, в Российском государственном архиве древних актов, в составе комплекса бывшего Государственного архива Российской империи, сохранилось следственное дело Тайной экспедиции Сената по секретному доносу жителя местечка Лиозно Белорусской губернии мещанина Гирша Давыдовича (Давидовича) генерал-прокурору Сената князю А. Б. Куракину о раввине Залмане Боруховиче, руководителе еврейской «секты каролинов» (хасидов) в Лиозно, который якобы, «собирая молодых самовольных и распутных евреев, хочет способствовать Французской революции», а также по вторичному доносу на Залмана Боруховича бывшего пинского раввина Авигдора Хаймовича (документы архивного дела за май 1798 — март 1801 года)[662].

Первый следственный процесс был инициирован неким лиозненским жителем Гиршем Давыдовичем (имя которого, впрочем, могло быть вымышленным, поскольку истца судебные власти так и не обнаружили). С большой долей вероятности идея составления доноса в Вильно 8 мая 1798 года[663] возникла в недрах именно Виленского кагала, ставшего центром антихасидской борьбы на территории Литвы и Белоруссии. Обвинение представило хасидов в глазах центральных властей не сектантами, а политическими преступниками, опасными скорее не для еврейского общества, а для государства. В результате доноса Гирша Давыдовича литовский гражданский губернатор действительный статский советник Я. И. Булгаков получил 16 августа того же года от нового генерал-прокурора действительного тайного советника П. В. Лопухина предписание Павла I провести расследование относительно характера и целей новой еврейской секты[664]

. 30 августа Булгаков ответил на секретное отношение Лопухина, назвав письмо Гирша Давыдовича «подложным» из-за неясной подписи и необнаружения его автора; к своему докладу губернатор приложил «Реестр евреев, следующих новой секте, Каролинами называемой»[665]. Уже вскоре, 15 сентября, П. В. Лопухин отправил литовскому губернатору Я. И. Булгакову и белорусскому гражданскому губернатору тайному советнику С. С. Жегулину высочайшее повеление «рабина Боруховича и несколько из главнейших его сообщников, взяв под стражу, прислать за крепким караулом» в Санкт-Петербург[666].