Художник подчас позволяет себе заявления, сегодня категорически неприемлемые своей нетерпимостью, но в строгом смысле антисемитской его позицию считать, на наш взгляд, неверно. Как человек своего времени, Пеннелл выделял свойства, характерные для конкретных рас, однако носители этих свойств интересовали его не в отвлеченном смысле, а только как потенциальные участники иммиграции, которую он призывал ограничить (к чему, как сказано выше, подчас призывали и юдофилы). Пеннелл не выделял среди иммигрантов в США именно евреев. Как видно из писем художника, он на протяжении многих лет возмущался тем, что страну захватили ирландцы, а также «Jews, Niggers, Dagoes and Polacks»[652]
(заметим: именно афроамериканец и еврей, а также ирландец[653] были стабильным трио сценок американских карикатур конца XIX века[654]). Кроме того, Пеннелл разделял «Hebrew» и «Jew»[655], понимая под первым представителя «еврейской расы» (в библейском смысле, а также ассимилированных американских евреев «первого поколения иммиграции»), а под вторым — преимущественно еврейского переселенца из Восточной Европы. Наконец, его сознание было сознанием человека эпохи колониальных империй и колониального мышления, согласно которому «цивилизованная» метрополия может и должна «цивилизовать» периферию (географическую и этническую). Так, вспоминая свое знакомство с евреями в Карлсбаде, Пеннелл мимоходом замечал: «Тогда еще не было никакой Польши, никаких маленьких стран, никаких маленьких народов, которые бы разрушили и испортили мир, как они и сделали это позднее»[656]. Характер его суждений тем самым, разумеется, не оправдывается, но становится понятна их природа и резкость по синхронной шкале.Сказанное выше, в нашем понимании, заставляет считать Пеннелла (во всяком случае, на 1891 год[657]
) ксенофобом, националистом, но не антисемитом (как его определяют многие исследователи) — ненависти к евреям как таковым он на тот момент не питал. Хотя это и нисколько не реабилитирует этику художника, но позволяет снять с книги клеймо антисемитской агитки и, верно оценивая исторический фон, вернуть ее в научный оборот в качестве сложного, но содержательного источника.Шарж на Савелия Литвинова
В зале суда. Париж. Январь 1930 года
На переднем плане (слева направо):
С. Кампинчи, В. де Моро-Джиаффери (?), С. Б. Членов, П. М. А. Бертон, А. Грубер (?), М. Гарсон; на скамье подсудимых — Савелий Литвинов
В зале суда. Париж. Январь 1930 года
На скамье подсудимых (слева направо) — С. Литвинов, М. Иоффе, В. Либориус среди жандармов; внизу — адвокаты
Парижские адвокаты (слева направо): Пьер Мари Андре Бертон, Сезар Кампинчи, Анри Торрес, Морис Гарсон, Винсент де Моро-ДжиАффери
Шарж на Дмитрия Навашина
«Дело о советских векселях»: Савелий Литвинов и адвокат Сезар Кампинчи
Рисунок Mad’a (М. А. Дризо)
«Пощечина»
Рисунок Mad’a (М. А. Дризо)
Григорий Зиновьевич Беседовский. 1923
Руководители Народного комиссариата по иностранным делам СССР. 1933 Сидят (слева направо): первый заместитель наркома Н. Н. Крестинский, нарком М. М. Литвинов, второй заместитель наркома Л. М. Карахан, член коллегии Б. С. Стомоняков
Джозеф Пеннелл. В синагоге, Броды (Ил. 6)
Джозеф Пеннелл. Еврейское кладбище, Броды (Ил. 7)
Джозеф Пеннелл Улица, Бердичев (Ил. 14)
Джозеф Пеннелл На водах в Карлсбаде (Ил. 19)
Ян Ливене Мужчина в тюрбане
XVII век (Ил. 20)
Ян Ливене Бюст восточного мужчины
1635–1644 (Ил. 21)
Рембрандт Харменс ван Рейн Человек в плаще и меховой шапке. Около 1630 года (Ил. 23)