Архив сельца Прилепы. Описание рысистых заводов России. Том II

Мой старый приятель Кноп предложил Елисееву купить завод Борисовских. Когда в 1902 году я посетил завод Елисеева, то Муханов и Кузнецов говорили мне, что это было инициативой Лонгинова. Теперь, когда в моем распоряжении имеются новые данные, я могу точно сказать, кому обязано русское коннозаводство тем, что в 1892 году завод Борисовских не разошелся по разным рукам, а был куплен Елисеевым и просуществовал после этого еще двадцать шесть лет. Именно Кноп, а не Лонгинов был инициатором этого дела. Когда Елисеев купил завод Борисовских, тот находился в упадке, им уже распоряжалась администрация по делам несостоятельности должников. Елисеев был не новичок в коннозаводском деле, ему принадлежал большой рысистый завод в Могилёвской губернии, состоявший преимущественно из тулиновских лошадей. Этим заводом управлял некто В.В. Лонгинов, бывший тверской коннозаводчик и старый друг семьи Елисеевых. Он стал главноуправляющим Гавриловским конным заводом и в этой должности пробыл до самой смерти. Лучшие лошади могилёвского завода были влиты в Гавриловский завод, но этот заводской материал был настолько хуже лошадей борисовских, что постепенно все елисеевские лошади были выбракованы.

Сипай (Стрелец – Суспа), р. 1912 г., зав. Г.Г. Елисеева, производитель Хреновского зав.

[23]

Новая метла всегда по-новому метет. На Гавриловском заводе начались реформы, и первым делом завод был наводнен «модными» производителями. На их появление с иронической улыбкой смотрели старослужащие завода, а может, и Подарок 2-й, Жемчужный и Молодчик, если только жеребцы могут смеяться. Из всех этих «модных» жеребцов никто ничего не дал, за исключением трех – Гудка, Желанного-Грозного и Залёта. О Залёте, со слов Муханова, я сделал в описи завода Елисеева следующую пометку: «Залёт давал хороших лошадей (каретных по себе, но вместе с тем резвых)». Желанный-Грозный дал Стрельца и других превосходных лошадей, а от Гудка родился Жрец, одна из красивейших лошадей своего времени.

Елисеев, умный и толковый человек, вскоре заметил, что разные по себе жеребцы разрушают тип в заводе и настолько ухудшают экстерьер ставок, что молодняк с трудом находит покупателей. В коннозаводских кругах критически заговорили об экспериментах Елисеева. Тогда Елисеев выгнал из завода «модных» жеребцов и вернулся к давно проверенным старикам, к их сыновьям и внукам, исключил могилёвских кобыл, сделал ставку на возрождение завода путем работы с основным борисовским материалом – и ставку эту выиграл. Для своей же утехи (сам он говорил «потехи») завел отделение лошадей иностранных пород. Тут были американские лошади, англо-норманы, шотландские пони и пр. При заводе было создано призовое отделение с крайне узким и односторонним назначением – производить только резвых лошадей, не обращая внимания на их формы. Тем временем основной завод, то есть то, что Елисеев полюбил, понял и оценил, жил правильной жизнью, улучшался, развивался и вернул себе былую славу. Так дело шло вплоть до страшной гибели этого завода в 1918 году…

Теперь своевременно изложить мои впечатления о Гавриловском заводе. Был конец октября 1902 года, когда я впервые приехал в завод Елисеева. От железнодорожной станции Дружковка Курско-Харьково-Азовской железной дороги до Гавриловского завода очень недалеко, и пара резвых, хорошо съезженных рысаков вмиг доставила меня на место. На дворе была уже почти ночь, когда я подъехал к зданию конторы, где меня ожидали управляющий имением Кузнецов и управляющий заводом Муханов. После обмена приветствиями мы уселись за ужин. Главным лицом в Гавриловке был Кузнецов, управлявший имением. Муханов управлял заводом, и Кузнецов не вмешивался в заводские дела, но все же именно он, а не Муханов был здесь первым лицом. Кузнецов был толстый, добродушный великоросс, почему-то поклонник Тараса Шевченко и всего малороссийского. Он был агроном по образованию и превосходный хозяин. Это было время, когда, к счастью, на святой Руси было еще немного агрономов, этих заядлых и непримиримых врагов всякой лошади, а рысистой в особенности. Кузнецов в этом отношении составлял исключение: он не только любил, но и понимал рысистую лошадь, был фанатичным поклонником борисовской лошади и очень дружно жил с Мухановым.