Пекин был типичный Кряж-Быстрый, такой, каких немало в свое время вышло из завода Расторгуева. Он был невелик, но необыкновенно низок на ноге, глубок и чрезвычайно костист. Спина у него была растянута. Он был сух и даже породен, но породен не по-орловски, а скорее в западноевропейском смысле. Будь у него хорошая спина, он сошел бы за английского коба или полукровную лошадь упряжного сорта. Это вполне понятно, так как в породе самого Кряжа-Быстрого и в породе Капитала была сильна английская кровь, прилитая к этим жеребцам в сравнительно недавнее время. Пекин имел еще одну отличительную черту, которую я должен отметить, – богатую мускулатуру. Весь он был словно вылитый из стали или бронзы, тело его выглядело необыкновенно упругим и крепким. В этом отношении он выгодно выделялся среди других орловских рысаков. Пекин в моем заводе не дал ничего, кроме бесспинных кобов. А поскольку все Кряжи, и в том числе Пекин, лошади позднеспелые, он только усилил позднюю поспеваемость моих лошадей. От Пекина я не оставил в заводе ни одной матки и продал всех его сыновей. Лишь одна его дочь, Суламифь, была очень правильна и хороша по себе, но большой резвости не показала. Если не ошибаюсь, она сейчас находится в заводах Московской губернии.
Покупая кобыл, мне нередко приходилось брать в придачу таких маток, которых я, конечно, никогда бы сам не купил. Эти матки недолго оставались в заводе, но так как их случали с моими производителями и уже затем продавали, то они вошли в опись моего завода. Я счел нужным это объяснить, чтобы избегнуть упрека в том, что я покупал якобы много неинтересных кобыл, которых потом продавал. В действительности я их не покупал, а получал в придачу, а потому ликвидировал при первой возможности. Сознаю, что в описи моего завода эти кобылы в немалой степени портят общую красоту и значительность генеалогической картины, но делать нечего, их следовало вносить в опись, поступить иначе было нельзя. Если я когда-либо соберусь составить и издать генеральную опись моего завода, который существует уже сорок первый год, считая с 1885 года, когда завод был основан отцом, то таких кобыл я выделю в особый отдел. После всех этих оговорок перейду к кобылам, купленным мною в 1910 году.
Малинка (Финал – Дубина), вороная кобыла завода В. И. Ливенцова. Она была взята мною у Ливенцова в счет долга. Я остановился на Малинке лишь потому, что она происходила по прямой женской линии от знаменитой Горлицы, а ее матерью была призовая кобыла Дубина. Кроме того, Малинка и сама была резва для своего времени (2.31,6; 5.08,4) и выиграла около 8 тысяч рублей. По себе она была крайне безобразна. Лошади завода А. А. Стаховича и те, что происходили от них, часто бывали очень нехороши по себе. Один только Шкипер был исключением. Малинка к тому же не жеребилась, и я поспешил ее продать.
Разиня (Хват – Горемычная), серая кобыла, р. 1904 г., завода графа И. И. Воронцова-Дашкова. Была мною получена в придачу от Н. М. Коноплина.
Шкипер 2.14,1
Я редко видел более безобразную, простую и бестипную кобылу. Но породы она была замечательной – дочь голицынской Горемычной. Разиню я не мог продать целых полтора года, так что она успела дать у меня от Боярина серую кобылу Ревизию, после чего я ее продал О. Э. Витту.
Уганда (Магомет – Услада), вороная кобыла, р. 1906 г., завода Терещенко. Уганда была последней дочерью знаменитой Услады, которую я купил у Терещенко в 1906 году и которая в том же году пала. Тогда я купил ее дочь Уганду. Вскоре выяснилось, что я могу купить Урну, другую дочь Услады, с рекордом 2.16, что и осуществилось в 1911 году. После чего Уганду я продал княжне А. С. Голицыной. По себе Уганда была очень хороша – вороной масти и в сильной седине, суха и кровна, но спина у нее была неважная. Уганда оказалась очень резва и по манежу двух лет ехала страшно. Там ее, впрочем, и сломали, так что кобыла не вышла на старт.